Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Антони рассмеялся и сделал большой глоток.

- Значит, настолько я могу продолжить, - сказал Карло, поднимая стакан к лицу и прикидывая на глаз, сколько там осталось.

- Следуйте тому, что я называю добропорядочным животным мировоззрением. Живите ради тела, мой мальчик, но помните, что вы - человек. С одной стороны вашего позвоночника - мозг, с другой нечто, требующее постоянного общения. Обе оконечности всецело зависят от того, что положено в емкость между ними. Половину времени мозг изыскивает средства заполнить эту пустоту. Вторая половина так или иначе уходит на общение - и неизбежные последствия. Остальное время, - Чибо сделал паузу, - посвящается делам интеллектуальным и духовным. Другие мелкие человеческие проявления перечислять не стоит. Они скучны.

...Итак, моя идеальная философия состоит в том, что в основе человеческой природы лежат коротко обрисованные мною проявления. Я претворяю ее в жизнь. Например, мое дело - распространять изысканные бакалейные товары в Гаване и ее окрестностях. Но я не считаю, что это все. Мне оно дает средства наполнить собственную емкость, наполняя чужие, и получить солидный остаток, который позволяет обеспечить некоторые развлечения для мозга - и общение для другой оконечности, а также средства, чтобы немного попутешествовать с комфортом, если бы я захотел, но я не хочу. Большего от жизни не взять. Да и как? Добавьте к этому, что меня уважают и побаиваются соседи, и вы согласитесь, что жизнь моя полна до краев. Я им не мешаю, но если они вздумают мешать мне, им придется худо. Мой кодекс чести включает ограниченное число запретов - то, что я не буду делать ни при каких обстоятельствах. Язычник, вы сказали? Нет! Ибо, вы видите, я люблю ближних как самого себя. - Он прикончил только что смешанный пунш, вытер губы рукой и продолжал.

- Что до грешка души, предоставляю это Церкви; геройствовать предоставляю военным. Я счастлив, что не стремлюсь к славе. Мне она представляется формой умопомешательства. Я предпочитаю спокойное дружество. Оно гораздо реальнее и приносит куда большее удовлетворение. Оно существует здесь и сейчас. Какое дело Карло Чибо до того, что будет пятьдесят лет спустя? Я не пытаюсь заглянуть за донышко моего последнего кувшина, - он хихикнул, - и с теми, кто желает переделать мир, используя как орудие религию или государство, мне не по дороге. Нет теории, которая могла бы вместить жизнь, и я хочу видеть развитие жизни, а не теории. Трудно жить, когда каждая идея хочет все переделать по-своему. Я не хочу, чтобы всю власть захватили священники, или политики, или купцы, или рабы. И те, и другие, и третьи, и четвертые сделают жизнь невыносимой - для меня. Пусть дерутся между собой, а я буду жить по собственному разумению.

...Что ж, делайте собственные выводы обо мне - и для себя. Я советую вам: бросьте тревожиться о всяких докучных пустяках и становитесь добропорядочным, думающим животным - взрослым человеком. Тогда вы не превратитесь ни в чистый дух, ни в грязного тупого скота. Только так вы сможете получить от жизни все. Я не знаю, что с вами будет, но не важно! Выберите образ жизни, который не помешает вам жить, и живите им, а не ради него. И все остальное постепенно встанет на свои места. - Машинально он снова похлопал себя по пузу.

Антони не знал, что на это ответить. Странное дело: и брат Франсуа, и Чибо, когда их слушаешь, одинаково убеждали.

- Вы очень самоуверенны, Карло, - произнес он вполголоса.

- Еще бы, - сказал Карло, - я все это испытал.

Опытом Антони похвалиться не мог.

- По крайней мере, я занят вполне житейским делом, - сказал он. - Я намерен, как бы там ни было, получить долги с Гальего. Это не только деньги, но...

- Отлично! И это может завести вас далеко, - перебил Карло. - Пока вы сегодня творили чудеса, я разузнал, как обстоят ваши собственные дела. Они могут привести вас в Африку. Как вам это понравится?

- Карло, вы решили сплавить меня, как брата Франсуа? - вскричал Антони, отчасти встревожено, отчасти шутливо. - Я не миссионер.

- Нет, нет, - рассмеялся Чибо, - но в Африке вы скорее получите по вашим векселям, чем в Гаване. Сейчас имущество Гальего сосредоточено на Рио-Понго, так что я отправляю вас обращать не язычников, но денежные средства. В любом случае, нам надо повидать генерал-губернатора - возможно, завтра. Тогда я вам все и расскажу. Если честно, хлопот предстоит много. Однако довольно о делах.

...Сейчас уже поздно. Поужинайте у себя в комнате. Я настолько пьян, что могу заболтать вас до смерти. Однако, - сказал он, беря Антони за руку, - не воображайте, что я просто молол языком. Обдумайте это.

...Подождите! Вам чего-нибудь нужно? Вам одиноко? Иногда лучше зарыть свою заботу поглубже. Она оставляет вас - приятно. - Он улыбнулся воспоминанию, по-прежнему держа Антони за руку. - Вот например - Чича.

- Другой раз, Карло, - сказал Антони не совсем твердо.

- Ха, другой раз, другой раз! Тогда adios, сеньор, желаю вам хотя бы приятных сновидений. - Трудно было сказать, смеется над ним Карло или впрямь жалеет.

Антони пошел к себе, вымылся и лег. Чича принесла ужин. Когда он поел, она выкатила столик в коридор, потом вернулась.

- Сеньор желает еще чего-нибудь? - спросила она.

Он поднял на нее глаза. Она немного жалась к стене, однако голос ее звучал покорно и в то же время призывно. Он смотрел на нее довольно долго. Она хихикнула. Наконец, он покачал головой.

- Adios, Чича.

- Adios, сеньор, - отвечала она, и, безутешно опустив плечи, покатила по коридору столик с пустыми тарелками.

Было очень жарко. Докучно зудели москиты. Антони и не знал, что он так сильно утомился за день. Несмотря на усталость, он не мог заснуть. И вот, почти наяву, ему привиделся глупый сон.

Бутыль капитана Джорхема упала на его собственную мадонну и разбила ее вдребезги. Он ужасно расстроился. Казалось, это непоправимо. Вроде бы он встает и лезет в сундучок проверить. Тряпки никак не разматываются. Вера напутала хитрых узлов. Наконец, он добирается до мадонны. Да, вот она. Через складки материи она протягивает ему младенца.

Младенец живой, он выходит из сундука. Он окутан лиловым светом. Но это не младенец. Это брат Франсуа в сиянии лозы. Он хочет что-то сказать, он указывает дорогу, по которой они пойдут вместе. Но тут вбегает отец Траян с криком: "Чудо, случилось чудо!" Отец Траян запускает руки в сундучок и с гордостью вытаскивает мадонну. Она разбита, с нее течет вино. Ее не склеить. Она перемешана с бутылочными осколками.

- Это все ваше чудо! - кричит Антони. Он ненавидит отца Траяна.

Брат Франсуа стоит рядом и смотрит печально. Лицо его исполнено жалости. На сундучке сидит Карло Чибо и смеется. "Какая разница?" - спрашивает он. Он курит сигару.

- Брат Франсуа ее склеит! - слышит Антони свой голос. Он протягивает мадонну брату Франсуа.