Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

- Не вмешивайтесь, сын мой! - вскричал монах, спокойно поднимаясь из грязи. Он ухватил Антони за сюртук и потянул его обратно к экипажу. Коснулся холодными ладонями его щек. - Это мне. Вы еще не поняли.

Когда багровая тьма перед глазами Антони рассеялась, он обнаружил, что сидит в экипаже, и Чибо его держит. От ярости колени напряглись и задрожали.

Брат Франсуа опять шел через двор за надсмотрщиком и окликал его. Тот обернулся. Брат Франсуа шел к нему, улыбаясь и протягивая руку.

- Друг! - сказал он. Надсмотрщик что-то ошалело закричал и бросился на него, повалил на песок и стал бить ногами. Потом вернулся к решетке.

- Друг мой, - сказал брат Франсуа, вставая. Он пошел к надсмотрщику, по-прежнему протягивая руку. Все повторилось.

- Сиди смирно, молокосос, - сказал Чибо, удерживая Антони. - Пусть Бог решает. Кто вы такой?

Брат Франсуа снова встал, на этот раз медленно. Он стоял, чуть пошатываясь, однако все так же улыбаясь. Вдруг он зашагал к надсмотрщику. Он поднял маленькое распятие и указал на привязанного к решетке негра. Потом протянул обе руки, будто хотел укрыть жирную голову палача на своей груди. Негр страшно закричал и обвис. Надсмотрщик огляделся, словно взывая к здравому человеческому рассудку, и обратился в бегство. Бич остался лежать на песке.

- Давай! - закричал Чибо. - Давай! - Он выбрался из повозки и вслед за Антони и Хуаном бросился во двор, где лежал упавший замертво брат Франсуа. Втроем они подхватили его и понесли, безжизненного, в экипаж.

- Трогай! - заорал Чибо. - Гони, дурень черномазый!

Хуан на ходу уцепился сзади за несущийся по улице экипаж. Вслед им неслись отчаянные вопли негритянок.

По дороге к Регле брат Франсуа открыл глаза. Они лили ему на лицо и на руки холодную воду. Всем было невыносимо грустно. Стыдясь себя, Антони заплакал, видя как разбитые губы, превозмогая боль, складываются в ответную улыбку. В душе его проносился как бы могучий шумящий поток. Он сидел и плакал. Даже Чибо замолк.

Но в Регле брат Франсуа сказал, что домой пойдет один. От провожатых он отказался наотрез. Они глядели, как он уходит по аллейке к домику отца Траяна, и возле угла забирает корзину с рыбой у негритенка, который еле-еле брел под непомерной ношей. Брат Франсуа понес ее в руке. Негр-гребец засопел.

- Боюсь, теперь с братом Франсуа покончено, - сказал Чибо, когда они шли домой. - Надеюсь, нас не узнали, когда мы вбегали во двор. Вам известно, что ждет человека, помешавшего публичной порке раба? Нет? Не знаете? Ваше счастье, - сказал он, распахивая калитку в зеленую прохладу патио, - аппетит не пропадет. Чича!

Жаркие страны, как Антони заметил, действуют на него странно. Чувства в нем вскипают, потом испаряются, а он остается прежним, спокойным, и продолжает жить в свое удовольствие. Всплеск никак не влияет на норму, которая, собственно, есть Чибо в плетеном кресле на веранде, ром с лимонным соком. И табак. Антони стал курить много темного кубинского табака. Это приятно расслабляло и удерживало от порывистости, отучало от глупой северной привычки все время чем-то заниматься.

Хотя происшествие с братом Франсуа всего неделю назад глубоко его потрясло, сейчас, сидя на веранде с Чибо, он вспоминал его как нечто бесконечно далекое и несущественное. Они курили, ущербная луна висела над патио, внизу Хуан, дурачась, перебирал струны новой гитары. У него и впрямь оказался хороший голос. Шутливая песнь, несомненно, обращенная к Чиче, мешала свои нежные звуки с лунным сиянием и заставляла попугая сонно ерзать на жердочке. Прохладный вечер благоухал. Было довольно поздно, но нельзя же спать полдня и потом еще всю ночь! Кончик сигары тлел, освещая лицо Антони, чуть посветлевшее с приезда и погруженное в сонное довольство. Чибо улыбался про себя.

Да, в целом, как Чибо и говорил, он удачлив. Его визит в Гавану обещает стать началом успеха. С братом Франсуа все в полном порядке. Опять окучивает огород. Что за человек! Отец Траян - Антони рассмеялся, вспомнив, как людно в его церковке. Чибо явно повлиял на епископа. Конечно, окончательного утверждения из Сантьяго придется подождать. Да и Мейер что-то не торопится. Впрочем, не может же он подгонять генерал-губернатора. Здесь никого нельзя подгонять, даже самого себя. И "Ариостатика" задержана в порту.

Интересно, как продвигается у портных наряд, в котором он завтра пойдет на аудиенцию? Мозес обещал успеть. Почему Мейер не уладит все с губернатором сам? Занятный старый пес этот немец! Умный, и честный на свой лад. Действительно пытается сдвинуть трудное дело. А на правительственное жалованье в Гаване не проживешь, никто этого от человека и не ждет. Ах, хорошо бы Африка походила на Кубу!

- Доброй ночи, Карло. - Сигара полетела в патио, Антони пошел укладываться.

Завтра утром он везет миссис Джорхем смотреть надгробья. Зря он пообещал. Обещанья даешь в одном настроении, выполнять приходится совсем в другом. "Чертовы жуки!" Как они летят на свет. "Пф!" Свечи задуты, во тьме снова становишься собой. Никого на стене... нет, конечно... в сундучке. Оно и к лучшему... А-ах, простыни миссис Юдни...

Но, поднявшись утром на "Вампаноаг", совсем нетрудно оказалось воскресить в памяти настроение недавних дней. Они уже не казались давно ушедшими. А капитан Элиша и миссис Джорхем искренно обрадовались ему. Коллинз держался по обыкновению сухо. Ишь, насупился!

- Значится, это вы, мистер Адверс, укрываете нашего дезертира.

Однако капитан Джорхем не стал высказывать недовольства из-за Хуана. За свои чудотворные статуи он получил поистине сказочные цены.

- Всех уже забрали, один Исус остался, - рассказал он. - Святого Лаврентия забрали вчера, вместе с огнем, увезли на телеге куда-то далеко. За Спасителя хочу выручить восемьсот долларов. Пока предлагают пятьсот тридцать, но на него положили глаз и епископ, и настоятель новой церкви в Сьенфуэгосе. - Он потер руки. - Как они это устроили со статуей Девы в Регле? Ловко, а? Есть какие-нибудь догадки, мистер?

- Ни малейших, капитан, - серьезно отвечал Антони.

- Ну! - сказал капитан, хлопая его по спине, пока он не закашлялся. - Ладно, хозяйка уже снарядилась смотреть загробья.

Миссис Джорхем действительно приоделась. Из-под индийской шали, заколотой на груди булавкой с гагатом, высовывались длинные черные перчатки без пальцев. Соломенная шляпка с голубком еще поблескивала крупинками камфоры. Маленький зонтик и веер из пальмовых листьев, уступка климату, возвещали, что она готова ехать развлекаться. В очертаниях шали было что-то вдовье, но лицо под шляпкой сияло. Сумочку оттягивали аккуратно переплетенная Библия и четыре серебряных доллара.

Антони церемонно помог миссис Джорхем спуститься в куттер. Она с опаской села на плетеное сиденье и закрылась от кубинского солнца кукольным зонтиком. С чисто женской точки зрения миссис Джорхем была самая загадочная особа, которая когда-либо ступала на гаванскую пристань. Чернокожие прачки сбились в кучу и обсуждали ее.