Валерий Поволяев - Король Красного острова

Буканьеры проводили Устюжанинова до ближайшей деревни бецимисарков и оставили его там, из деревни в крепость послали несколько жителей – надо было забрать у французов тело Беневского и доставить его в деревню и здесь похоронить, как героя, погибшего за Мадагаскар. Устюжанинов тоже хотел вернуться назад, в крепость, но Дидье не пустил его.

– Тебя там только не хватало, Алексис, – укоризненно произнес он, – лишь тебя там и ждут – уже веревку приготовили… Даже намылили ее, я в этом уверен.

Устюжанинов сник, вздохнул горько, будто из него выпустили весь воздух, загорелое лицо посерело. Буканьер был прав.

– Ладно, – наконец тихо, каким-то скрипучим незнакомым голосом проговорил Устюжанинов, – я все понял.

– Я могу быть уверен, что без нас ты не наделаешь никаких глупостей? – спросил у него Дидье. – Могу уйти спокойно, без всяких опасок в свою деревню?

– Можешь быть спокоен, Жан, я уже взял себя в руки, – благодарно и твердо произнес Устюжанинов, пожал буканьеру руку. – Обещаю.

– Мне надо спешно к Джону Плантену. Как бы французы не пожаловали и к нам?

– Уверен – не пожалуют. К вам без пушек они вообще не сунутся, – скрипучесть из голоса Устюжанинова исчезла, – а пушки они через лес не протащат… Увязнут.

Буканьер обнял Устюжанинова, оглядел своих спутников, словно бы проверял, не потерял ли кого и, призывно махнув рукой, растворился.

Вскоре лучший взвод войска Беневского исчез в лесу.

Некоторое время Устюжанинов печально смотрел буканьерам вслед и с местп сдвинулся лишь когда к нему подошел староста деревни.

– Идем, я покажу тебе дом, в котором ты будешь жить, – староста потянул Устюжанинова за рукав, добавил еще несколько тихих ободряющих слов, но Алексей их не разобрал, у него словно бы заложило уши. – Идем, мбвана, идем!

Опустив голову, Устюжанинов двинулся следом за старостой. В руке он продолжал держать мушкет. Конечно, в деревне Устюжанинов будет защищен, бецимисарки ни при каких обстоятельствах не выдадут его, но кто знает – в жизни всякое случается… Вдруг мушкет понадобится? Жизнь есть жизнь, оружие существует для того, чтобы защищать ее.

Он незряче посмотрел на мушкет, подкинул его в руке, словно бы сомневался в том, что ружье это может вообще стрелять. Сглотнул соленые слезы, собравшиеся во рту.

А нужна ли ему жизнь сейчас, когда нет Беневского? Этого Устюжанинов не знал. Кадык у него дернулся, гулко подскочил вверх, застрял где-то там, под языком вроде бы, но где конкретно – не понять. Во рту сделалось еще солонее.

– Идем, мбвана, – староста деревни был настойчив, вновь потянул его за рукав камзола.

Камзол был испятнан грязью, озеленен травой, но этого Устюжанинов не видел, он очень многого не видел сейчас. Что-то в нем, глубоко внутри, возникло, отвердело, окуклилось, мешало дышать и если сейчас не раздавить этот нарыв, не сломать в себе некую болевую облатку, он задохнется…

Солнце, висевшее над головой, исчезло, закатилось куда-то за облака. В глотке у него родился сам по себе тоскливый скрип, схожий со стоном и обеспокоенным птичьим голосом одновременно. Устюжанинов помотал головой слепо и двинулся следом за старостой деревни.

Французы, несмотря на свою обычную легковесность, даже безалаберность, пытались его искать, но из попыток ничего не вышло, даже верные ищейки сафирубаи и сакалавы не смогли этого сделать – белоголовый человек Устюжанинов как сквозь землю провалился… В итоге Ларшер пришел к выводу, что он вообще покинул Мадагаскар.

Позади осталось еще несколько месяцев, и капитан Ларшер вообще перестал думать о нем – забыл, выплеснул из памяти.

А Устюжанинов находился на Мадагаскаре, в деревне бецимисарков и покидать остров пока не собирался. Он пришел в себя, окреп, в льняных волосах его появились седые пряди… Но жизнь перемалывает все, в том числе и такую горькую штуку, как гибель близких.

Тело Беневского французы не выдали, закопали его в землю под стеной крепости, с тыльной стороны, бецимисарки, узнав об этом, были очень недовольны: обращаются подданные короля Луи Шестнадцатого с королем Мадагаскара, как с собакой, но поделать ничего не смогли.

Устюжанинов только стискивал зубы, да прикладывал руку к кадыку – ему казалось, что горло у него вот-вот разорвется от скопившихся там слез.

Вначале французы присматривали за местом захоронения Беневского, некоторое время у стены даже прохаживался часовой, потом часовой стал появляться реже, а затем и вовсе исчез. Это означало, что французы забыли о Беневском точно так же, как и об Устюжанинове.

Однажды ночью бецимисарки, – и Устюжанинов с ними, – раскопали захоронение и перенесли прах на высокий холм, расположенный неподалеку от крепости, где росло гигантское, с широким тенистым шатром, дерево. Под деревом выкопали могилу и опустили в нее тело, завернутое в дорогой пурпуровый плащ, специально выделенный для этой цели королем Хиави.

В жесте Хиави было сокрыто нечто символическое: непризнанный король Мадагаскара будет покоиться в земле в королевском одеянии. Это было достойно Беневского.

Можно было, конечно, похоронить Беневского в деревне бецимисарков, где жил и приходил в себя Устюжанинов, но это было бы несправедливо: ведь граф Беневский был же не старостой одной-единственной деревушки, а королем огромного Красного острова, значит, и лежать он должен был, как король, на высоком берегу, откуда видно далеко-далеко, первым встречать солнце и корабли, идущие на Мадагаскар, он должен был своим духом освещать крепость, построенную специально для того, чтобы защищать мальгашей.

Через неделю на могиле появился большой, похожий на сердце, гладкий камень, на котором было высечено изображение сокола – главного символа здешних мест, ставшего покровителем не только бецимисарков, но и многих других племен Красного острова.

У Устюжанинова такой сокол висел вместе с православным крестиком на груди согревал душу – об этом подарке сына короля Хиави Устюжанинов никогда не забывал.

После того как Беневский обрел постоянную могилу, Устюжанинову сделалось легче, он поспокойнел, во взгляде появилась взрослая глубина, словно бы он познал нечто очень важное, нервозность, сопутствующая всем его движениям, исчезла – произошел перелом. Да и время, как известно, лечит, затягивает раны, приводит человека в порядок…

Лучшего лекаря, чем время, в природе пока не существует.

Рядом с Устюжаниновым неотлучно находился Сиави, – поселился в доме напротив, вместе они ходили на охоту.

Подстрелить какого-нибудь юного кабанчика, нежного, тающего во рту, было самое милое дело: поросят на Мадагаскаре водилось много.

– Что думаешь делать дальше, брат? – спросил Сиави во время одного из привалов.