Эмилио Сальгари - Черный Корсар. Королева карибов. Иоланда, дочь Черного Корсара (сборник)

Вступив на палубу своего доблестного корабля, он глубоко вздохнул и сказал:

– Вот теперь сразимся по-настоящему. Мой «Молниеносный» стоит целой эскадры!

Тем временем его люди, оставшиеся на берегу, продолжали отбиваться от врага, который наседал, паля из всех улиц и переулков; силы нападавших увеличивались на глазах. Залпы следовали за залпами, не давая флибустьерам добраться до шлюпок. Видя опасность, которой подвергались его матросы, Черный Корсар не покинул палубу, а, повернувшись к канонирам, приказал:

– Картечью по врагам!.. Зарядов не жалеть!

Оба орудия повернули свои жерла к главной улице города, где скопилось больше всего испанцев, и обрушили на нее ураган картечи. Нескольких выстрелов хватило, чтобы рассеять врагов хотя бы на некоторое время. Флибустьеры, которые оставались на берегу, воспользовавшись этим, быстро сели в шлюпки.

– Еще десять человек вперед! – приказал Морган.

Когда испанцы заполнили берег, последние матросы уже всходили на борт.

– Опоздали, дорогие мои! – крикнул Кармо, делая врагам длинный нос. – И не суйтесь – в картечи у нас нет недостатка.

Видя, что его люди, включая раненых, уже на борту, Черный Корсар велел перенести себя в каюту.

Это была не обычная капитанская каюта, а, скорее, просторный салон, прекрасно меблированный, с двумя окнами, обрамленными резными колоннами, с роскошными шелковыми занавесками на них.

В правом углу располагалась удобная кровать, слева шкафы из красного дерева, на стенах большие венецианские зеркала и драгоценное оружие в живописном беспорядке.

Большая лампа с плафоном из розоватого стекла распространяла странный свет, похожий на свет летней утренней зари.

Корсар позволил перенести себя на кровать, не сделав и движения. Его веки были сомкнуты, лицо исхудало и побледнело. Казалось, пережитые волнения и нечеловеческие усилия совершенно истощили силы этого несокрушимого человека, он явно нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе и лечении.

Морган спустился к нему в каюту в сопровождении Яры, корабельного врача и Кармо. Все четверо молча расположились у постели Корсара.

– Что вы скажете? – спросил помощник капитана у врача, когда тот осмотрел раненого.

– Ничего страшного, – ответил врач. – Раны скорее болезненные, чем опасные, хотя одна довольно глубокая. Недели через две кабальеро сможет вернуть полученные удары.

– В этом не будет необходимости, доктор, – сказал Кармо. – Люди, которые его ранили, должны быть уже у Сатаны в преисподней.

– Приведите капитана в сознание, – сказал Морган. – Я должен переговорить с ним немедленно.

Доктор открыл свой саквояж, достал какой-то флакон с пахучей жидкостью и натер виски капитану.

Через мгновение Корсар открыл глаза, глядя то на Моргана, то на врача, которые склонились над ним, затуманенным взглядом.

– Гром и молния! – воскликнул он. – Я думал, это сон! Еще не верится, что я на борту моего корабля.

– И тем не менее это так, – ответил Морган, улыбаясь.

– Я был без памяти?

– Да, капитан.

– Проклятые раны! – воскликнул с яростью Корсар. – Уже второй раз они сыграли со мной злую шутку!.. Должно быть, это были отличные удары!..

– Вы быстро поправитесь, сеньор, – пообещал врач.

– Спасибо на добром слове. Ну, Морган, как наши дела?

– Бухта все еще блокирована.

– А гарнизон форта?

– Пока что просто глядит на нас.

– Нужно попытаться прорвать блокаду.

– Сегодня ночью?

– Да, лейтенант. Завтра уже будет поздно.

– Оба фрегата, должно быть, начеку, капитан.

– О!.. Я в этом нисколько не сомневаюсь.

– И очень мощно вооружены. На одном восемнадцать пушек, а на другом четырнадцать.

– На двадцать больше, чем у нас.

– Да, капитан.

– Я не думал, что они так хорошо вооружены, – прошептал Корсар. Он помолчал немного, озабоченно нахмурившись, потом решительно сказал: – Мы все равно выйдем в море. Необходимо прорваться сегодня же ночью. Иначе нам не избежать двойной атаки, и с моря, и с суши.

– Выйти в море? – с сомнением покачал головой Морган. – Три-четыре их бортовых залпа снесут все наши мачты и продырявят борта.

– Мы сможем избежать бортовых залпов.

– Каким образом, капитан?

– Приготовив брандер. Разве нет какого-нибудь судна в порту?

– Есть одна барка на якоре возле островка. Испанцы оставили ее сразу же, как только мы бросили здесь якорь.

– Вооружена?

– Двумя пушками и несет две мачты.

– С грузом?

– Нет, капитан.

– У нас есть горючие материалы на борту?

– Сколько угодно. Нет недостатка ни в сере, ни в смоле, ни в гранатах.

– Тогда прикажите немедленно готовить брандер. Если маневр нам удастся, один из фрегатов скоро будет в огне. Который час?

– Десять, капитан, – сказал Морган.

– Дайте мне отдохнуть до двух ночи. В три я поднимусь на палубу командовать операцией.

Морган, Кармо и врач вышли, в то время как Корсар снова улегся. Прежде чем закрыть глаза, он нашел взглядом индианку, которая молча забилась в угол каюты.

– Что ты делаешь там, милая? – спросил он мягко.

– Смотрю за тобой, мой сеньор.

– Ложись на один из этих диванов и постарайся отдохнуть. Через несколько часов засвистят пули и полетят гранаты, огонь пушек будет слишком ярок для твоих глаз. Спи, добрая девушка, и пусть тебе приснится твоя месть.

– Вы отомстите за меня, сеньор? – спросила девушка со сверкающим взглядом.

– Да. Обещаю тебе, Яра.

– Спасибо, сеньор. Вы господин мой навеки!

Корсар улыбнулся и откинулся на подушки, закрыв глаза.

Пока он отдыхал, Морган поднялся на палубу, чтобы подготовить тот решительный прорыв, который должен был принести запертым в бухте флибустьерам или смерть, или свободу.

Помощник капитана был невысок, довольно плотен и коренаст, с загорелым, ничем не примечательным лицом, но с зорким и решительным взглядом. Это был один из самых опытных морских волков, что создавало ему огромный авторитет среди антильских корсаров. А впоследствии, после его громкой экспедиции в Панаме и нескольких отчаянных набегов на Маракайбо, ему суждено было стать самым знаменитым среди них.

Едва появившись на палубе, Морган приказал отряду матросов взять на буксир баркас, предназначенный послужить брандером, и подвести его к «Молниеносному».

Собственно, это был даже не баркас, а старая, уже отслужившая свой срок каравелла, годная в силу дряхлости только для каботажного плавания и неспособная уже противостоять мощному натиску волн Карибского моря. Как все подобного рода суда, она имела приподнятый нос с очень мощным бушпритом, так что ночью ее вполне можно было принять за тяжелое судно, даже за сам «Молниеносный».