Томас Рид - Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора

Индейцы ехали врассыпную: сбоку и сзади поверх других следов отпечатались следы копыт отставших лошадей. Гаспар вывел отсюда, что похитители почувствовали себя за чертой салитраля в безопасности: ведь индейцы Чако соблюдают в путешествии боевой порядок при малейшем намеке на близость врага. Возможно также, что после торменты наши путники стали более беспечными.

Как бы то ни было, но, окрыленные надеждой и отдохнувшие, они бодро поскакали вперед.

Вдруг Чиприано встрепенулся. Не в пример другим, смотревшим жадно вперед, он ехал с опущенной головой, ища на земле следы пони Франчески. Следы маленьких копыт легко было отличить среди прочих следов. Что-то блеснуло на дороге. Чиприано всмотрелся и увидал нитку жемчуга.

– Жемчуг Франчески!

Подоспел на крик Людвиг.

– Ожерелье сестры! – воскликнул он.

Чиприано нагнулся с седла и поднял драгоценную нитку. Жемчуг был цел, Франческо потеряла его потому, что раскрылся замочек. Вокруг ничто не говорило о насилии или падении. Копытца пони мирно отпечатывались на солончаковой почве.

Чиприано вскочил на коня. Тронулись дальше, ободренные находкой. Она казалась хорошим предзнаменованием.

На горизонте маячили высокие деревья с веерообразными верхушками. То были пальмы.

Солнце садилось.

Пальмы указывали на то, что салитраль подходит к концу; вдали зеленела свежая трава; тормента здесь не бушевала.

Выбравшись на твердую почву, остановились оглянуться на пройденный путь.

– Откуда ты взял, что нам недолго ехать? – спросил парагваец, припомнив восклицание Гаспара в минуту обнаружения индейских следов. – Какие были у тебя основания?

– Я слышал, как старый кацик Нарагвана рассказывал о месте погребения тобасов. Странно, что я не вспомнил об этом раньше; переутомился, и ослабела голова. Нарагвана говорил также, что где-то здесь расположено становище, куда индейцы приходят, почувствовав приближение смерти; есть в нем, конечно, постоянные жители. По словам Нарагваны, «город» этот лежит по ту сторону салитраля, и я уверен, что краснокожие едут сейчас туда. Старик рассказывал еще о холме над городом, похожем на миску, поставленную вверх дном. Лишь бы нам увидеть этот холм.

– Каррамба, да вот он! – воскликнул Гаспар, сощурившись и прикрыв глаза ладонью.

В нескольких милях смутно обрисовывалась возвышенность с плоской, как стол, вершиной.

– Едем прямо к холму, – предложил Гаспар.

В эту минуту закатное солнце выглянуло из-за туч.

– Можешь и не светить: опоздало, – усмехнулся гаучо, – очень благодарны, но в услугах твоих не нуждаемся. Лучше бы вовсе не показывалось.

– Почему так? – спросили в один голос Чиприано и Людвиг, с удивлением прислушивавшиеся к странному монологу. – Чем тебе мешает солнце?

– Тем, что оно появилось не вовремя.

– Да в чем же дело?

– Нас могут увидеть, а это совсем не желательно. Представьте, что на холме разгуливает или ждет свидания какой-нибудь индеец… Ба, что за чушь я несу! Без бинокля он ничего не разберет, а до этой штучки тобасы еще не дошли… Но место слишком открытое, и возможны встречи. Укроемся до темноты, вот здесь лучше всего.

Всадники направились к группе деревьев, обсуждая положение. Судя по рассказам старого вождя, они находились в окрестностях священного селения тобасов. Все сводилось к тому, когда и откуда удобнее проникнуть в становище. Поведение старого кацика было весьма подозрительно, но Людвиг все еще верил в дружбу Нарагваны и был убежден, что вождь, узнав об убийстве бледнолицего друга и похищении его дочери, не откажется наказать виновных, даже если бы они принадлежали к его собственному племени.

Людвиг предлагал въехать в индейский «город» открыто, положиться на великодушие Нарагваны. Чиприано, наоборот, советовал действовать осторожно.

Гаучо, один из преданнейших друзей Нарагваны, также в нем усомнился. Наконец осторожность следопыта взяла верх, и он потребовал, чтобы выждали под прикрытием, пока не стемнеет.

Спешились и сели возле лошадей, не разводя огня. Говорили шепотом. В роще было тихо. Только верещали макаки на верхушке самого большого дерева.

Мрак завладевал Чако. Огромный красный диск повис над горизонтом. Своеобразный холм, господствовавший над становищем тобасов, отбрасывал тень на равнину, на много миль к востоку. Окружавшие озеро пальмы отражались в блестящей, как зеркало, воде, изредка морщившейся от набегавшего ветерка. В озере плавали большие утки и черные лебеди, а по берегу и на островках бродили розовые фламинго, журавли-солдаты и другие голенастые птицы.

Мир и тишина в становище тобасов. У тольдо играют дети, на порогах сидят молодые девушки, погруженные в различные занятия: одни плетут из волокон пальм корзины, другие – циновки или гамаки. Женщины готовят на жаровнях ужин или выжимают мед из сот диких пчел, принесенных только что вернувшимися в тольдерию охотниками.

Группы мужчин стоят на площади, около малокка. Всадники загоняют стада в коррали. Тобасы – племя скотоводческое, и рогатый скот – овцы и козы – считаются их главным богатством. Они пополняют его воинственными набегами на территорию враждебных племен или бледнолицых. Охота также входит в круг их любимых занятий, но наивно, конечно, называть их дикарями. Выходцы из Перу, бежавшие в эпоху, когда «детей Солнца» истребляли Пизарро и его конквистадоры, привили индейцам зачатки своей древней цивилизации. Многие перувианцы укрылись в Чако от жестоких испанских завоевателей, и от них тобасы и другие племена научились ремеслам. Индейцы прядут, ткут и окрашивают ткани не хуже европейских кустарей. Они владели многими техническими навыками и довели до высокого совершенства искусство вышивки перьями, так восхищавшее грубых солдат Кортеца и Пизарро.

В Южной Америке этим чисто индейским искусством занимаются многие племена, но все они уступают тобасам Гран-Чако.

Во главе тобасов стоит кацик. Временами эта должность переходит по наследству от отца к сыну, но в большинстве случаев кацика выбирают воины и вожди по своему усмотрению.

Связанной с этим неуверенностью и страхом за переизбрание объяснялась тревога Агвары, вернувшегося в становище с пленницей Франческой Гальбергер. Прошло уже три дня, но Агвара не мог успокоиться. Он сделал все, чтобы скрыть от племени события, соединенные со смертью отца девушки, но кое-какие подробности все же стали известны. Табосы знали, что естествоиспытатель пал от руки убийцы. Подозревали бледнолицего Вальдеца – на основании сообщения, сделанного Агварой старцам племени, собравшимся на совет в малокку. Но Франческу Агвара отнюдь не объявил пленницей, объясняя ее пребывание в становище тем, что невежливо сразу отослать ее домой.