Владимир Шигин - Наваринское сражение. Битва трех адмиралов

Всю ночь на союзных эскадрах готовились к возможному завтрашнему столкновению. Командиры проверяли подчиненных офицеров, те наставляли унтеров, последние же в свою очередь следили за тем, что и как делают матросы. Подле пушек ставились картузы первых выстрелов, чтобы первые залпы были незамедлительными, в деках щедро сыпали песок, чтоб ноги не скользили по крови. Священнослужители все время среди своей паствы: ободряют, внушают, поддерживают.

Под утро в жилых палубах одни разговоры и воспоминания: британцы и французы – о жизни своей в ливерпулях да марселях, наши же – о деревеньках рязанских да тамбовских.

В кают-компаниях тем временем офицеры за столами. Ревизоры на сей раз выдали всего щедро. Вначале тосты, затем песни и даже танцы. Когда ж расходились, то каждому, наверное, думалось о дне предстоящем: будет ли жив он сам, что станется с его семьей. Заходя к товарищам, делали поручения на случай своей смерти, писали завещания.

Над морем стояла зловещая тишина. Не слышалось даже плеска волн. Лишь изредка на близстоящих судах свистали вахтенные, да доносился лай собак со стороны Наварина.

С первыми лучами солнца на палубах оживление: командиры обходят палубы, артиллеристы холостыми залпами прочищают орудийные стволы. В подзорные трубы теперь были хорошо видны ослепительно белые дома Наварина, террасами сходящие к берегу, густые пальмовые рощи. Из-за скал острова Сфактория угадывался частокол оттоманского флота. Несмотря на достаточную секретность флагманских совещаний, буквально на всех союзных судах даже последний юнга знал, что Кодрингтон уже определил порядок захода эскадр в бухту, и теперь все ожидают только благоприятного ветра.

Из воспоминаний участника событий: «Нельзя делать лучшего расположения духа, как у нас теперь между офицерами и рядовыми. Все будто оживились какою-то необыкновенной силой. Там, где в обыкновенное время ворочали пушку 8 человек, теперь с легкостью управляются 4. Наши матросы живы, веселы и только смотрят в глаза своим офицерам, ожидая их приказаний. Роздали патроны, разнесли по пушкам ящики с картузами, осмотрели все принадлежности, перекликали людей и, приказав им хорошенько отдохнуть, распустили… После молебна все офицеры пили чай вместе между пушками. Как-то все были необыкновенно веселы, что-то новое родилось между нами, все были между собой как истинные родные, забыв от души, если у кого между собой и были маленькие неудовольствия… в 10 часов (имеется в виду 22.00 вечера. – В.Ш. ) все на корабле умолкло… Люди отдыхали, кругом была совершенная тишина, только изредка слышались свистки на ближних кораблях. На море был штиль…»

Лишь в девять утра косицы вымпелов наконец-то вытянулись, и союзники начали понемногу лавировать к входу в бухту и выстраиваться «в ордер похода двух колонн».

В полдень Кодрингтон велел французам поворотить на другой галс и вступить в кильватер британским кораблям. Здесь возникла некоторая заминка. Дело в том, что французы, не слишком удачно маневрируя, оказались под ветром к острову Сфактерия, и теперь для вступления в кильватер англичанам им надо было пересечь путь начавшей уже движение русской колонне. Чтобы не вызвать свалки, Кодрингтон прислал к Гейдену шлюпкой своего флаг-офицера, прося того лечь в дрейф и пропустить французов. Разумеется, это было сделано. Российские суда, «упавшие под ветер», тоже сомкнули свою линию, положив грот-марсели на стеньги, и пропустили вперед французскую эскадру.

В результате этого наши, хоть и не по своей вине, но несколько задержались с развертыванием.

На горизонте белели парусами фрегаты дозора – русский «Константин» и британский «Глазго», также спешившие соединиться с главными силами. Напряжение росло, пока в час пополудни на «Азии» наконец не взвился долгожданный флажный сигнал: «Приготовиться к вступлению в бухту». Все, теперь у союзников был лишь один путь – вперед!

Шканечные журналы русских кораблей от 8 октября 1827 года отметили, что ветер в тот день был зюйд-вестовый и противный союзникам. В час пополудни все три эскадры, подняв национальные флаги, вплотную подошли к Наваринской бухте.

Ветер дул уже в полный бакштаг. Союзники шли двумя колоннами. На ветре англичане с французами. Под ветром наши. Впереди остальных следовал фрегат «Дартмут» с несколькими мелкими судами. Затем флагман Кодрингтона «Азия» и остальные британские корабли. За англичанами, держа минимальные интервалы, французы.

Англо-французская колонна рванулась в Наваринскую бухту на всех парусах, не дожидаясь колонны Гейдена.

Один из летописцев Наварина, В. Броневский, так описал этот момент: «Главнокомандующий в храбром нетерпении своем, опасаясь упустить благоприятный ветер и, притом надеясь, что турецкий адмирал не посмеет встретить его как неприятеля, пока весь союзный флот не войдет в гавань, решился вместо двух колонн, не теряя ни минуты, вести флот свой в одну линию».

Почему Кодрингтон, еще не начав сражения, уже нарушил свою же собственную диспозицию? Скорее всего, в самый последний момент вице-адмирал посчитал рискованным входить в узкий пролив двумя колоннами, когда посадка на мель любого из кораблей могла привести к непоправимым последствиям.

«К счастью, – продолжает В. Броневский. – предприимчивый Кодрингтон не совсем ошибся в своем расчете: турки спокойно взирали на шествие его, и корабль “Азия” мирно поместился между двух сильнейших кораблей под флагами турецкого адмирала Капитана-бея и египетского адмирала Мукарем-бея, и потом стал так, что мог обоими бортами действовать вдоль их кораблей».

Корабли Гейдена были несколько позади, а потому наш передовой «Азов» шел вровень с флагманской французской «Сиреной».

Очень скоро взору русских моряков предстали обрывы наваринских скал, средь которых в пене волн виднелся узкий проход во чрево бухты. На палубах царило молчание, все вглядывались в надвигавшийся на них берег, стараясь предугадать, что ждет их там, в глубине.

Союзникам было известно, что берега бухты обрывисты и пушки, спрятанные среди камней, легко простреливают не только всю бухту, но и подходы к ней. Кроме того, знали и о том, что входной фарватер сторожат также бастионы береговых батарей, что такие же батареи были разбросаны и по всему побережью, а в самой бухте на отвесном обрыве высился неприступный Наваринский замок, известный еще с эллинских времен как Пилос: высокие стены, узкие бойницы, множество пушек, неистощимые арсеналы и огромный гарнизон.

Однажды русские моряки уже штурмовали Наварин. Тогда они овладели твердыней. Что суждено сейчас, не знал никто…