Владимир Шигин - Наваринское сражение. Битва трех адмиралов

Еще ничего не зная о событиях в Константинополе, Кодринтон, Гейден и де Реньи решили пригласить послов к себе посовещаться о дальнейших делах. Для этого за ними выслали суда. Но дипломаты меньше всего хотели общаться с адмиралами, которые доставили им столько нервотрепки. Каннинг и Гильемино помчались в свои столицы, чтобы получить указания из первых рук. Рибопьер тоже не слишком желал видеться с Гейденом.

– О чем мне с ним разговаривать? – говорил посол своей жене. – О его подвигах, о парусах и пушках? Мы выезжаем в Одессу! Туда же следует вывезти и архив!

Драгоман Порты недвусмысленно пригрозил русскому Рибопьеру заключением в страшный Семибашенный замок, куда обычно турки бросали русских послов с началом очередной войны с Россией. В ответ Александр Иванович лишь рассмеялся турецкому вельможе в лицо:

– Скажите тем, кто вас послал, что времена нарушения вами международного права канули безвозвратно, и я никому не советую переступать порог посольства! Я и мои сотрудники будем драться до последней капли крови! За мной Россия, а потому за мою жизнь русский царь не оставит камня на камне в Константинополе!

«Лицо драгомана после этих слов, – писал Рибопьер, – от страха сделалось смешно до крайности».

Разумеется, что после этого турки о тюрьме для посла уже не заикались.

Для перевозки посольства командующий Черноморским флотом адмирал Грейг выслал в Босфор два транспорта – «Сухум-Кале» и «Пример». Чтобы лишний раз не злить турок, в Константинополь транспорта пришли под купеческими флагами, с командами, переодетыми в вольное платье.

Но отправиться в Одессу Рибопьеру не удалось. Противные ветры не дали возможности судам выбраться из пролива в Черное море. Задерживаться же в Константинополе было уже опасно, поэтому Рибопьер скрепя сердце принял решение следовать в Средиземное море. Проводя взглядом уходящие русские суда, Пертев-паша не удержался от доброго напутствия:

– Да поможет Аллах утонуть неверному!

Выйдя из дарданелльских теснин, черноморские транспорта подняли Андреевские флаги. У острова Сирос Рибопьер с женой и маленькими дочерьми перебрался на более комфортабельный фрегат «Константин» и велел его командиру следовать на Корфу. Тихоходный, но вместительный «Сухум-Кале» с семьями членов посольства и архивом посол направил в Триест, а маленький «Пример» отослал Гейдену за ненадобностью.

Вскоре командир «Пример» уже докладывал вице-адмиралу:

– Ваше превосходительство, вверенное мне судно прибыло в ваше полное распоряжение! Командир транспорта лейтенант Федор Морской!

– Уж больно фамилия у тебя, лейтенант, необычная! – подивился Гейден. – Но для моряка лучше и не бывает! Служи с честью!

– Не подведу! – вскинул голову лейтенант Морской.

Внезапное появление двух черноморских транспортов стало приятной неожиданностью для Гейдена. Потребность в таких судах у него была преогромная.

Тем временем Рибопьер на «Константине» посетил Корфу. Решив там свои дела, он велел Хрущеву отвезти его в Триест.

– Не можем ли мы стать жертвой морских разбойников? – спрашивал посол у командира фрегата, когда они снова оказались в открытом море.

– Какие еще разбойники, когда мы сами кого хочешь раскатаем! – ответил тот и посмотрел на небо. – Если чего и надо сейчас опасаться, так это шторма!

Рибопьер тоже задрал голову. Небо было покрыто сплошными тучами, а ветер уже свистел в вантах.

Вскоре «Константин» оказался во власти разбушевавшейся стихии. Несмотря на все старания Хрущева и команды, фрегат все больше и больше прижимало к итальянскому берегу.

– Манфредонские скалы! – покачал головой Хрущев. – Не дай бог на них выскочить!

Угроза разбиться на камнях была вполне реальной. Поняв это, к Хрущеву бросился лоцман-корфиот.

– Дело наше уже конченное, и все мы обречены на смерть! – схватил он за рукав капитана 2-го ранга. – Надо, не дожидаясь крушения, направить судно к песчаному берегу, пожертвовать фрегатом, но спасти людей!

– Если при каждом шторме выкидываться на берег, то никакого флота никогда не создать! – резко оборвал Хрущев лоцмана. – Покиньте шканцы и не мешайте мне командовать!

Лоцман кубарем скатился по трапу, но не утихомирился, а поспешил в каюту посла. В это время Рибопьер с женой и дочками, укачавшись, лежали в койках и слезно молились о спасении от неистовства стихии.

Слова лоцмана о том, что вот-вот придет им всем погибель, а упрямый капитан и слушать не хочет о спасении людей, вызвали рыдания дочек. Жена, как могла, их успокаивала:

– Покоримся воле Божей, и Господь нас не оставит!

– Вызовите мне сюда капитана! – велел лоцману Рибопьер.

Когда злой Хрущев показался в проеме двери, посол накинулся на капитан-лейтенанта:

– Я требую немедленного выполнения совета лоцмана! – кричал он, свесившись со своей койки. – Пусть погибнет ваше судно, но зато я спасу своих детей!

– Этого приказания я никогда не исполню! – с достоинством ответил Хрущев. – Честь Андреевского флага и моя собственная повелевают мне сохранить не только людей, но и вверенный фрегат. Хотя опасность и велика, есть еще множество способов спасения, кроме самого отчаянного!

– Я настаиваю! – сорвался на фальцет Рибопьер. – Вы обязаны меня слушаться!

В ответ Хрущев отрицательно мотнул головой:

– Я должен лишь доставить вас в Триест, и я вас туда доставлю! Что же касаемо управления фрегатом, то здесь, согласно морскому уставу, командую только я!

На этом разговор и закончился. Хрущев поспешил наверх. Там он собрал подле себя офицеров.

– Если не удастся удалиться от берега, выбросим сразу все четыре якоря и попробуем задержаться на них, если не поможет и это, будем рубить мачты!

Офицеры были того же мнения. К счастью, ничего делать так и не пришлось. Вскоре небо начало понемногу проясняться, а ветер стихать. Вначале на «Константине» поставили штормовые стаксели, потом грот-марсель со всеми рифами, что позволило удалиться от подветренного берега.

Едва утих шторм, на шканцы поднялся Рибопьер.

– Я благодарю вас за решительность и прошу извинения за свои неуместные высказывания! – сказал он при всех Хрущеву. – Я всего лишь отец семейства, а не моряк, и не мне судить о морских делах! Что же до меня, то этого путешествия с меня достаточно, и я больше никогда не сяду ни на какое судно!

На горизонте были видны крепостные башни Триеста.

24 декабря командующий Средиземноморской эскадрой контр-адмирал Гейден отправился в объезд стоявших в гавани Ла-Валетты кораблей. Команды встречали его при полном параде. На шканцах отдельно были выстроены наиболее отличившиеся в сражении. Прибывая на каждое из судов, Гейден обращался к героям с речью: