Александр Дюма - Исповедь маркизы

Аиссе тоже воодушевилась и проявляла к шевалье такой же интерес, хотя меньше это показывала. Она не спускала с меня своих прекрасных глаз, ловя каждое мое слово и надеясь случайно услышать имя, которое я упорно скрывала. Прибегая ко всевозможным уловкам, я весь день держала своих гостей в неведении, как на бале-маскараде.

Я пригласила шевалье на обед, и он поспешно согласился. Слуги молодого человека, зная, что он здесь, принесли ему две или три надушенные записки, и он сунул их в карман не читая. Красавца ждали в нескольких местах, но он об этом совсем забыл, ему не было до этого никакого дела; он думал только об Аиссе и уже был в нее страстно влюблен (ему предстояло сохранить это чувство до конца своих дней).

Вечером старый управляющий г-на де Ферриоля приехал в карете за девушкой; мой лакей, громко доложивший об этом, заставил два сердца забиться одновременно.

— Слуги господина де Ферриоля ждут мадемуазель Аиссе, — сказал он.

«Стало быть, это мадемуазель Аиссе, прекрасная гречанка? — подумал юноша. — Тогда не стоит удивляться!»

«Увы! Кто же этот очаровательный кавалер? — терялась в догадках девушка. — Как жестоко со стороны госпожи дю Деффан скрывать это от меня!»

Я держалась до конца, до последнего прощания и в конце концов дрогнула:

— Господин шевалье д’Эди проводит вас до кареты, моя королева, а затем вернется и отужинает со мной. У меня никого нет, и несмотря на свои многочисленные обязательства он принесет мне эту жертву.

Милый мальчик так и сделал, ведь ему не терпелось поговорить об Аиссе, услышать похвалы в ее адрес, подробнейшим образом узнать о ее жизни и злоключениях! А г-н де Ферриоль! А д’Аражанталь с Пон-де-Велем! Разве не следовало ему удостовериться в намерениях и чувствах своих соперников? Подлинная любовь спешит все охватить одним махом, в одно мгновение.

Шевалье вернулся, порхая легче перышка; он поцеловал мне руку, встал передо мной на колени и принялся ко мне ластиться, как ребенок к матери. Я улыбалась, понимая, чего он добивается, и ждала.

— Ах, сударыня, до чего же она красива! — воскликнул он, наконец. — До чего она мила! Как бы я хотел снова с ней встретиться!

— Вот как! Еще бы!

— Стало быть, это та самая Аиссе, о которой столько говорят! Юная черкешенка, принесенная в жертву старому господину, девушка, за которой волочатся два брата: д’Аржанталь и Пон-де-Вель!.. Боже мой! До чего же мне не везет!

— Что вы такое говорите, шевалье? Что значат эти глупости? Представьте себе, нет никакого господина, нет никаких братьев; это дурацкие небылицы, которым вам не стоило бы верить теперь, когда вы видели Аиссе.

— Я и сам так думал, поверьте, но не решался в этом признаться из боязни показаться смешным; такое лицо не может лгать.

— Аиссе не только красива, но столь же непорочна и добродетельна, сударь; когда вы лучше ее узнаете, у вас не останется в этом никаких сомнений.

— Ах, сударыня, неужели я и в самом деле смогу ее лучше узнать?

— Почему бы и нет? Вы будете встречаться с Аиссе здесь и у госпожи де Парабер; вы будете ездить в гости к госпоже де Ферриоль и даже к господину де Ферриолю, который, несмотря на недуг, принимает кое-кого из своих друзей.

— Я сойдусь с этим человеком, я хочу быть у него уже завтра; не отвезете ли вы меня к нему?

— Ах! Как вы нетерпеливы, сударь! Я никогда вас таким не видела. Куда же вы денете других дам, скажите на милость?

— Сударыня, у меня никого нет.

— Разве я сама не видела?

— Сударыня, начиная с этого дня больше никого нет.

— Как! Клясться в нерушимой верности, даже не выяснив, как к вам относятся?.. Великолепно! Такого еще не бывало; вы прослывете Амадисом.

— Я прослыву кем угодно, если вы соблаговолите принять участие в моей судьбе; в противном случае мне незачем больше жить. Ах! Какое мне дело до того, что будут обо мне говорить!

С того самого дня, как и обещал шевалье, он стал жить для одной лишь прекрасной гречанки; он прервал всякие сношения с другими дамами, махнул рукой на карьеру и посвящал все свое время новому кумиру, которого сам себе избрал.

Аиссе, столь разборчивая и неприступная Аиссе, в свою очередь позволила себе увлечься столь же быстро, как и вскружила голову молодому человеку. Моя подруга приехала ко мне уже на следующий день. Вчерашняя сцена повторилась полностью, не считая того, что девушка ни в чем не призналась и предоставила мне возможность обо всем догадаться самой. Я считала, что молодые люди созданы друг для друга. Они вызывали у меня такое сочувствие, что его невозможно было передать словами. Я хотела их поженить и не видела никаких препятствий, поскольку шевалье еще не дал монашеского обета. Правда, Аиссе происходила не из знатного рода и у нее было скромное приданое, но она была самим совершенством, а такое могло заменить все. Однако свет и родственники думали иначе.

Шевалье оказывался везде, где он мог увидеть свою возлюбленную. Он думал только о ней и приступил к правильной осаде ее сердца. Порядочная девушка противилась и боролась с собственной страстью; она поклялась оставаться добродетельной, она поклялась никого не любить, однако полюбила вопреки своей воле и, нарушив одну клятву, очень скоро была готова забыть другую.

Я оказалась невольной виновницей этого грехопадения, иными словами, сама того не ведая, предоставила дьяволу возможность одержать победу, но он и без меня не упустил бы своего!

Я сняла в Отёе домик, чтобы проводить там по нескольку дней в летнее время года, и жила там то полнедели, то несколько недель подряд, а затем возвращалась в Париж. Шевалье и Аиссе часто туда наведывались и встречались, не договариваясь о свидании заранее: они угадывали мысли друг друга. Мне никогда не приходилось наблюдать ничего подобного.

Однажды утром я получила письмо от г-на дю Деффана, и мне пришлось отправиться в город; это было совершенно неожиданно, и я не успела никого предупредить. Волею случая в тот же день в Отёй пожаловали наши влюбленные: сначала шевалье, а затем Аиссе. Не застав меня, г-н д’Эди стал расхаживать по парку, предаваясь своим мыслям и надеждам; внезапно он услыхал голос возлюбленной, сетовавшей на мое отсутствие и недоумевавшей, как ей вернуться обратно, так как она отпустила свою карету. Молодой человек тотчас же устремился к ней. Увидев его, Аиссе смутилась и не могла вымолвить ни слова, когда он предложил проводить ее к г-ну де Ферриолю.

Человеческое сердце явно глупо, в этом не приходится сомневаться.

Увы! Бедные дети впервые оказались наедине друг с другом, вдали от чужих глаз, в один из тех дивных дней, когда в природе царит любовь. То было слишком тяжкое испытание. Уже два года Аиссе сопротивлялась; уже два года она отказывала своему рыцарю даже в его признании в любви к ней. Разве такое нельзя считать беспримерной добродетелью для всех времен и невероятным целомудрием для эпохи Регентства?