Юдифь Готье - Завоевание рая

Храбрый инженер Парадис не мог подавить своего негодования. Его энергичное, немного красное лицо, со сдвинутыми бровями, выражает гнев; он не перестает браниться сквозь зубы, с легким швейцарским выговором.

— Чтоб главный сатана ада побрал этого злосчастного адмирала! — ворчал он. — Мы и без него превосходно взяли бы Мадрас и не попали в подобную передрягу. Эта дрянная крепость была бы срыта, вместо того, чтобы держать нас здесь, оскорбленных и взбешенных, как крыс в западне.

— Участь этих несчастных морских офицеров и их матросов, которых теперь, по всей вероятности, уже едят рыбы, заставляет меня забывать о нашем печальном положении, — сказал Бюри. — Но чего я не могу понять, так это того, каким образом командир эскадры мог до такой степени пренебречь участью своих кораблей? Если он действительно настолько бесчестен, что продался англичанам, и настолько преступен, что, видя на одной чашке весов жизнь своих людей, а на другой злополучный миллион, дал деньгам перевесить, то он действительно заслуживает кипеть в котле где его желал бы видеть Парадис.

— Отсутствие известий и неуверенность, в которой они нас держат, заставляют кипеть мою кровь! — сказал де ла Туш, ходя большими шагами взад и вперед.

— У меня же без щербета горит глотка! — воскликнул Шанжак. — Раз бретонский Иуда взялся заботиться о нас, он должен был прислать нам чего-нибудь прохладительного.

— Он хочет, чтоб мы околели от жажды! — ворчал Парадис. — Я с ним лучше обходился, когда он гостил у меня в Ульгарете. Ах, если б я тогда знал!

Де ла Туш подошел к окну.

— Посмотрите, господа! — сказал он вдруг. — Ведь это наш враг возится там, на берегу!

— Скажите, где же он, чтоб я мог извергнуть на него все проклятия! — воскликнул Парадис.

— Он, должно быть, не в своей тарелке, — сказал Бюри. — Он взял на себя большую ответственность; и можно сказать, что море возвращает ему его корабли в виде дров.

Головы заключенных теснились у решетки окна, стараясь разглядеть, несмотря на далекое расстояние, что происходит на берегу. Казалось, все шеленги были разбиты, потому что на море спускали «катимароны». Они отправлялись на разведки по бушующим еще волнам, то появляясь на гребнях, то исчезая в пропасти.

На песке возвышалась груда морских отбросов — сломанных мачт, разбитых шлюпок и, как казалось, трупов. На минуту все внимание толпы сосредоточилось на плавающем обломке, буе или корзине, на котором, по всей вероятности, держался потонувший. Горизонт был чист, не видно было ни одного паруса.

К вечеру прибыл катимарон, наполненный людьми. Узники насчитали восемь человек, головы которых обрисовывались в лучах заходящего солнца. Черный, управляющий лодкой, не без труда доставил их на берег, где их приняли зрители.

— Хоть эти-то спасены! — вскричал Бюри, который, как и его товарищи, с живейшим участием следил за этой сценой.

— Они что-нибудь сообщат о других, — сказал де ла Туш. — В самом деле, жестоко оставлять нас в неведении относительно участи наших братьев!

Они продолжали наблюдать, несмотря на усталость глаз. Но вот наступила ночь. Все смешалось; и они видели только, как мелькал свет, по временам останавливаясь вдоль последней волны, белая пена которой еще долго виднелась в темноте.

Когда больше ничего уже нельзя было рассмотреть, Парадис не смог совладать с порывом негодования: он начал потрясать дверь, запертую снаружи, и стучать в нее сжатыми кулаками, крича и взывая. К величайшему изумлению его товарищей, которые пытались успокоить этот бесполезный гнев, дружеский голос ответил Парадису; и вслед за часовым, который нес фонарь, в комнату вбежал Кержан.

— Привет вам, господа! — воскликнул он. — Я думаю, что вы испытали жесточайшие мучения, сидя здесь и не получая никаких известий, когда кругом столько событий. Мне-таки пришлось подкупить тюремщика и силой ворваться сюда, чтобы сообщить вам новости.

Все протянули руки к молодому офицеру; из всех ycт вырвался один и тот же вопрос: Что известно об эскадре?

— Очень печальные вещи, и всего еще не знают. «Герцог Орлеанский» пошел ко дну, и весь экипаж погиб, а также более шестидесяти английских пленных; только восемь человек, вскарабкавшиеся на обломки, были подобраны катимароном. Из наших английских призов одна только «Принцесса Мария» еще на волнах, без мачт, с восемью футами воды в трюме. Два других, «Адвейс» и «Мария-Гертруда», дали течь, не выходя из рейда. «Феникс» пропал целиком. «Бурбона» видели у мыса святого Фомы только с одной фок-мачтой, в страшной, томительной борьбе. Об «Ахилле» и «Нептуне» еще ничего не известно. Одним словом, более тысячи двухсот человек потеряно покуда; вот правда, господа!

— Это ужасно! — воскликнул Бюри, бросаясь на стул.

Последовало долгое, грустное молчание. Храбрый Парадис прятался, чтоб стереть слезы с глаз.

— А что говорит об этом де ла Бурдоннэ? — спросил наконец де ла Туш.

— Адмирал поражен; и я надеюсь, что мы скоро освободимся от него. Но я думаю, что вы ничего не знаете с тех пор, как этот негодяй держит вас под замком? Вот вам новость: из Франции пришли дополнительные предписания, по которым вся власть переходит к моему дяде, Дюплэ, и высшему совету. Ла Бурдоннэ имеет только совещательный голос, но должен подчиняться принятому решению.

— Вот это его доконает! — вскричал Шанжак.

— Адмирал еще упорствует, но после выпивки у него вырвались сокровенные мысли. Он, говорят, воскликнул: «Мое дело нечисто! Я поторопился; но я знаю способ выпутаться из этого». И он сказал имеющим уши слышать, что он отдал бы руку на отсечение, лишь бы его нога никогда не была в Мадрасе.

— Эта рука спасла бы его голову, которая не очень-то прочно сидит на его плечах, — бормотал Парадис.

— Что его убивает, — продолжал Кержан, — так это крушение его эскадры. Теперь он должен уступить и как можно скорей, убраться с остатками своих кораблей. Но, нечего сказать, он оставляет нас в хорошем положении. Если порыв ветра не пощадил Пондишери, где пристали «Лилия», «Святой Людовик» и «Слава», у нас нет больше ни одного судна у Коромандельского берега; английская эскадра, под защитой надежной пристани, вся цела и в один прекрасный день нагрянет на нас.

— А пушки, которые одолжил Дюплэ? — вскричал Бюри. — Они были на кораблях и теперь находятся на дне моря.

— Не считая пятисот человек гарнизона Пондишери, которых ла Бурдоннэ посадил на корабли, чтобы лучше держать нас в руках, — прибавил Кержан.

— Так что французская столица Индии в данную минуту не имеет защитников, — заключил де ла Туш.

— А мы-то на что! — вскричал Парадис, вставая. — Под командой такого губернатора, как Дюплэ, можно сделать невозможное, и мы это сделаем: мы побьем англичан и мавров впридачу.