Юдифь Готье - Завоевание рая

Он обернулся и очень удивился, встретив устремленный на него пристальный взгляд.

Рассматривавший его таким образом, был высокий мусульманин, с более гордым и благородным видом, чем у всех присутствующих. Сабля, с выложенной драгоценными камнями рукояткой, была заткнута за вышитый золотом кушак, а на чалме его блестела бриллиантовая звездочка.

Бюсси ответил ему сначала удивленным, потом сухим и раздраженным взглядом; но он не опустил глаз.

— Это что еще! Эта личность меня бесит! — пробормотал Бюсси, хватаясь за шпагу.

Но человек отвернулся и стал точно так же рассматривать другую особу.

— Кажется, это просто его манера держать себя, — сказал про себя Бюсси, удаляясь с улыбкой.

Вдруг, среди шума толпы, до слуха маркиза донеслось имя, которое выкрикнули швейцары и которое заставило его подскочить от удивления.

Не ослышался ли он?

«Знатнейший принц Сайе Магамет Хан, Багадур, Салабет-Синг!»

— Он! Он здесь! Жених Урваси, Страшный Лев! Возможно ли это?

Бюсси поспешил в большую залу, расталкивая всех по пути.

Дюплэ шел навстречу совсем молодому человеку, с тонким, грациозным станом, который обнял губернатора и взял его за подбородок, что считалось самым сердечным и почетным приветствием у индусов. Потом принц подошел к г-же Дюплэ и поцеловал у нее руку по-французскому обычаю.

Несмотря на все свои усилия, Бюсси не мог приблизиться и видел только спину.

— Он не хромой и не горбатый; будем надеяться, что он кривой.

Принесли кресло для принца. Он сел рядом с Дюплэ, под балдахином, украшенным гербовыми лилиями.

Теперь молодой принц сидел лицом к Бюсси; капитан мог рассматривать его, сколько ему было угодно.

Даже сопернику невозможно было не признать его безукоризненной красоты!

Юность принца придавала очаровательную бархатистость его цвету лица со светло-бронзовым оттенком. Его продолговатые черные глаза с прекрасными бровями бросали из-под ресниц мягкий и какой-то томный взгляд. Замечательно правильный овал лица и ярко-красный, полуоткрытый, улыбающийся рот с жемчужными зубами поражали женской нежностью; и действительно, в своем богатом восточном костюме, вышитом золотом, с ожерельями, браслетами, серьгами, застежками из драгоценных камней, он имел вид очаровательной женщины.

— Да это совершенство! — сказал Бюсси про себя, сдвинув брови. — В моих мучениях недоставало только ревности. Что значу я сравнительно с этим человеком, которого я так ненавижу и которым так восхищаюсь? Каким образом я могу оскорбить его, вызвать на дуэль, чтобы попытаться убить его? Ха! Он посмеется надо мной и велит своим рабам изменнически умертвить меня. Нужно признать себя побежденным и окончательно отказаться от всякой борьбы, изгнав даже воспоминание об этом безумии, которое, в конце концов, доведет меня до совершенного отупения.

Салабет-Синг разговаривал с г-жой Дюплэ и, по-видимому, был очень внимателен и нежен с ней. Он, казалось, умолял, просил о чем-то, в чем она отказывала ему с кроткой и ласковой улыбкой.

— Что же я тут стою, привороженный, как птичка змеей? — вдруг сказал себе маркиз. Он гневно и резко повернулся и ушел. Проходя через одну галерею, Бюсси снова увидел воина, который так странно рассматривал его. Он стоял, прислонившись к портику, скрестив руки, с холодным и презрительным видом, и продолжал рассматривать всех, кто проходил мимо него.

— Мне хочется завести ссору с этим господином, — сказал про себя маркиз, — и сорвать на нем мое дурное настроение.

Он подошел с насмешливой и дерзкой улыбкой, в то время как незнакомец, не видевший его, бормотал с досадой:

— У этого незаконнорожденного племени всегда белые волосы и безбородые лица; голубые глаза тоже не редкость.

Тогда Бюсси подошел к нему и сложил руки, подражая позе воина.

— Скажи на милость, чего ты ищешь так настойчиво? — спросил он его. — Мне кажется, тебя никто здесь не знает. Не шпион ли ты?

Молодой человек говорил по-французски.

— Я не понимаю языка неверных, — презрительно ответил воин.

— Ну, так «сын этого незаконнорожденного племени» имеет то преимущество перед сыном законного племени, которое происходит от самого дьявола, что он его понимает и говорит на его наречии, — сказал Бюсси, заговорив по-индусски.

— Почему ты стараешься оскорбить меня? Я тебя не знаю.

— Зачем же ты рассматривал меня?

— Потому что у тебя голубые глаза.

Бюсси расхохотался.

— Я не принимаю этого извинения, даже допуская, что ты сумасшедший.

Глаза незнакомца бешено сверкнули.

— Моя сабля жаждет крови! — воскликнул он. — Ты будешь фонтаном, чтоб напоить ее.

— Если ты не изобразишь из себя ванну, куда погрузится моя шпага.

— Решено, бьемся, и рассудит нас Аллах! — сказал воин, хватаясь за саблю.

— Постой! У незаконного племени нет обычая давать зрелища дамам. Если ты хочешь, мы зарежем друг друга на рассвете.

— Как тебе будет угодно. Где я тебя найду?

— У дворца, у подножия статуи французского короля.

— Мне, право, стало легче от несправедливой ссоры с этим подданным Великого Могола, — сказал он, продолжая свой путь.

Он дошел до садов, не замечая, что незнакомец следил за ним издали.

Праздник становился все веселей и веселей; пары танцевали теперь на большой лужайке с большей непринужденностью и живостью. Ужинали на плоской, позолоченной посуде, за маленькими столиками, расставленными повсюду. Молодые виночерпии, одетые по-восточному, без устали разливали шампанское. Головы разгорячались; веселье становилось все более и более шумным.

Бюсси углубился в чащу зелени, ища пустынных аллей. Но не один он искал их: уж, конечно, влюбленные медленно гуляли там, нашептывая друг другу нежные слова. Он повернул назад. Выйдя на ярко освещенную площадку, маркиз увидел собравшуюся в кружок толпу, которая следила за чем-то с напряженным вниманием, а за чем — не было возможности разглядеть. Он спросил, что там такое.

— Нечто вроде скелета, который предсказывает судьбу, — отвечали ему.

Вот идея! Не может ли он узнать чего-нибудь о своей судьбе? Он нисколько не верил во все эти колдовства; но раз это была игра, почему же не попробовать?

Он ловко пробрался вперед и очутился в первом ряду зрителей. Тут он увидел факира, поражавшего действительно фантастической худобой: черная кожа обтягивала его кости и мускулы. Нагой, с одним только куском красной материи вокруг бедер, он сидел на земле, зажав свою острую бороду между колен, на которые он опирался подбородком. Своими пальцами, или, вернее, когтями, он перебирал пластинки из слоновой кости, покрытые таинственными знаками. Эти пластинки лежали на земле, между его растопыренных ног; и он смотрел на них из-за колен со смешной гримасой, скосив глаза. По правую его сторону стоял переводчик, по левую — лакированный персидский ларчик, в котором находились талисманы.