Юдифь Готье - Завоевание рая

Царица сделала недоверчивый жест.

В это время из кущи тутовых деревьев раздался звучный бой барабана. Сильный голос командира прокричал команду, и французы, внезапно выскочив из леса, направились бегом к реке. Видно было только, как сверкнули красные нашивки мундиров, белые ремни из буйволовой кожи и штыки на концах ружей.

По известным зеленоватым или желтоватым оттенкам реки можно было судить, где она проходима вброд.

Французы, не колеблясь, бросились в реку при непрерывном барабанном бое. Но вдруг этот гул был заглушен громовым ударом: это стреляла индусская артиллерия.

Этот грохот, казалось, не причинил большого вреда переправляющемуся батальону. Когда дым рассеялся, французы, полные воодушевления, как будто после освежительной ванны, стали карабкаться на противоположный берег за своим начальником, который бежал первым со шпагой в руке. Забили атаку — и они бросились с выставленными штыками, испуская неистовый крик.

Марфиз-Хан только что появился на слоне, на котором развевался флаг Карнатика с золотой бахромой; вождь блестел на солнце, усыпанный драгоценными камнями.

Но французы, с несокрушимым порывом, продолжая испускать страшные крики, опрокинули пушки и бешено бросились на первые ряды кавалерии. Той показалось, что это — шайка дьяволов; и, не дожидаясь ударов блестящих штыков, она повернула коней и обратилась в бегство. Тогда нападающие остановились и, по команде своего начальника, выстрелили все зараз. Действие было ужасное. Множество всадников упало под ноги своим лошадям. Крики раненых увеличили беспорядок и ускорили бегство. Даже сам Марфиз-Хан, после минутного колебания, повернулся спиной, погоняя своего военного слона. Французы, не переставая заряжать свои ружья, бросились преследовать неприятеля.

— Велик Господь! — вскричал Шанда-Саиб.

Царица встала и, бледная и дрожащая, следила за этой сценой.

— Мою лошадь! — вскричала она. — Я хочу видеть, чем это кончится. Это бегство — хитрость: Марфиз хочет завлечь этих варваров в Мельяпор, чтобы лучше раздавить их.

Привели прекрасную арабскую лошадь, цвета персика, с профилем газели. Царица взяла оружие и превратилась снова в обворожительного воина, каким мы ее застали.

— Пусть Арслан сопровождает меня, — сказала она. Потом, обернувшись к своей подруге, спросила: — Может быть, ты боишься, Лила? Останься, если хочешь.

— Я пойду туда, куда ты пойдешь, — сказала принцесса. — Правда, смелость этих людей и их дикие крики леденят мне кровь, и я чуть не упала в обморок от грохота пушек. Дело в том, что я не герой; вот и все!

— О, моя бедная Лила! — сказала царица. — Мой кроткий и ленивый друг! Какому испытанию я подвергаю твою нежность! Останься, прошу тебя: я скоро вернусь к тебе.

— Ты найдешь меня мертвой от беспокойства, — сказала Лила, вскакивая в седло. — К тому же в страхе есть какая-то прелесть: что бы ни случилось, я не убегу.

— Ты храбра по-своему, — сказала Урваси. — Так отправимся.

Шанда-Саиб уже скакал вдоль берега, с двумя пажами впереди, которые искали брода.

— Сюда, прекрасная царица! — воскликнул он. — Вот проход.

Маленький отряд переправился через реку и бросился по следам сражающихся.

Беспрерывный бой барабана и правильная стрельба верно указывали направление; скоро они замедлили шаг, увидав перед собой задние ряды французов.

Отступавшие все ускоряли свое бегство, усыпая путь телами убитых и раненых. Теперь они давили друг друга у ворот Мельяпора, маленького городка, на который опирался Марфиз-Хан. Они хотели запереться в нем. Но беглецы так запрудили ворота, что не было возможности раскрыть их вовремя; французы вошли в них, следуя по пятам убегающих.

— Ты видишь? — сказала царица Шанда-Саибу. — Они попали в ловушку: они входят в город, и ни один из них не вернется оттуда.

— Я думаю, что ты заблуждаешься, божественная апсара, — ответил принц с сияющим от радости лицом. — Мы присутствуем при самой изумительной войне, какую только можно себе представить.

— Чтобы армия была разбита несколькими сотнями человек! Это невозможно, — сказала Урваси, прелестные брови которой нахмурились от гнева и негодования.

— Но это не люди, а демоны! — воскликнула Лила. — Они идут, как бы побуждаемые одной мыслью, останавливаются все разом и когда стреляют, можно сказать, что раздался единственный выстрел.

— Взберемся на вершину этого холма, — сказал Шанда-Саиб, указывая на возвышенность. — Оттуда мы увидим весь город.

Теперь зрелище было ужасное. Все эти обезумевшие существа хотели выйти в противоположные ворота, но в узких улицах человеческий поток не мог двигаться достаточно быстро; и на минуту оставаясь неподвижным, он оказывался беззащитным и подставленным под правильные и верные выстрелы победителей.

— Но это безумие! — вскричала царица. — Они одурачены каким-то колдовством; они даже не защищаются и дают себя резать, как жертвы под топором палача.

После огромных потерь беглецы все-таки прошли через город и бросились в поле. Они уже считали себя спасенными, как вдруг барабанный бой и блеск выстрела из пушки впереди них дали им понять, что отступление отрезано. Подоспели войска Мадраса.

Тогда армия набоба, не пытаясь больше сомкнуться, бросилась врассыпную, покинув имущество, освобождаясь от оружия и от всего, что стесняло бегство. Она бежала в полном смятении по направлению к Аркату.

— Трусы! — шептала царица, бледная от страха. — И эти-то люди завоевали наш прекрасный Индостан и гнут его под своим игом?

— Они действительно, кажется, несколько выродились после Тимура и Бакера, — сказал, смеясь, Шанда-Саиб. — Но этот день, роковой для моих врагов, славен для меня. Дай мне отпуск, свет мира, я хочу поклониться победителю и послать с ним поздравление великому набобу Пондишери.

— Есть ли у тебя переводчик? — спросила живо Урваси.

— У меня есть один: он твой раб, как и я.

— Когда ты будешь у этих варваров, спроси у них, нет ли среди них человека, которого зовут Шарлем де Бюсси?

Шанда-Саиб с глубоким удивлением посмотрел на царицу. Что у нее могло быть общего с этим иностранцем, — у нее, которая, казалось, не знала даже, что такое Франция? Но он увидел на лице молодой женщины выражение такой странной жестокости и страдания, что ему показалось, будто перед ним Азраиль, ангел смерти.

— Арслан-Хан поедет с тобой, — продолжала она, — и привезет мне твой ответ.

— Слышать тебя, значит повиноваться, — сказал принц. — Я тень под твоими ногами и поклонник твоей тени.

Он поклонился, приложив руку к сердцу, потом ко лбу, и удалился. В долине Шанда-Саиб обернулся и бросил последний взгляд на ту, которую только что покинул. Стройно держась в седле, на вершине холма, который служил ей как бы пьедесталом, она осталась неподвижной, с поникшей головой. Ее изящная фигура, казалось, еще выросла в глубокой синеве неба, а нашлемник из драгоценных камней рассыпал искры.