Михаил Смирнов - Операция «Театр» (сборник)

— Было указание по тебе, лейтенант, — выдавил дежурный. — Э… Вот оно. Значит так. На стоянке стоит грузовая машина, — назвал автомобильный номер. — Садись в нее и двигай в свой Верхний Тагил. Завтра должен ты, лейтенант… э вернуться обратно и снова вылететь.

— Понял, — бросил Ермолай, поднял фанерный серый чемодан и направился к выходу…

Ленинград, музей Эрмитаж,

отделение НКВД…

В кабинете находились майор Истомин и капитан Ильиных. Они нервно прохаживались вдоль рабочего стола хозяина кабинета, капитан изредка подкашливал. Невдалеке на стуле сидел со спокойным выражением лица эксперт Калиновский. Майор вел разговор с экспертом.

— Итак, вы, Федор Федорович, утверждаете, что никакого заказа на картину французского художника-импрессиониста Николаю Шарову вы не делали?

— Не делал. Я не понимаю, зачем вы меня привезли сюда. Я вам об этом говорил у себя дома.

— Сейчас узнаешь, Негоциант, — зло бросил капитан и раскашлялся.

— Не понимаю ваших, извините, намеков, — обиженно изрек Калиновский.

Продолжая кашлять, капитан быстро вышел из кабинета.

Через несколько секунд он вернулся вместе с Шаровым. У бедняги были связаны руки, и выглядел он как-то устало и уныло. Но, увидев Калиновского, Шаров улыбнулся и весело бросил:

— Ха-ха! Знакомые все лица! Здорово, Негоциант! Ха-ха! — нервно-истерически рассмеялся. — Неважно выглядишь!

Калиновский слегка сморщился и вымолвил:

— Здорово, Шар, ты тоже не в блестящей форме.

— Так из-за тебя, чистоплюя! Ты же меня на дело зарядил, бабки хорошие обещал.

— Никуда я тебя не подряжал, Шар, имей совесть. И вообще, товарищ майор, я не желаю с этим типом более говорить и находиться с ним в одном помещении.

— Да ты…

— Молчать, Шаров! — оборвал майор Шарова. — Вы, Калиновский, отрицаете, что давали задание Шарову?

— Разумеется! — обиженно изрек эксперт. — Вы же видите, какие дела можно иметь с таким типом?

— Да ты…

— Молчать, Шаров! — снова крикнул Истомин. — Капитан, выведите пока его…

Ермолай не спеша вышел из здания вокзала. Прошел в сторону стоявших невдалеке машин и мотоциклов. Высматривая нужный номер, подошел к грузовому «газону-полуторке». Стекло кабины опустилось, показалась женская седая голова.

— Товарищ лейтенант! — раздался грубый женский голос. — Вы не меня ищете?

— Судя по номеру, вас, товарищ водитель.

— Тогда садитесь, и поедем в Верхний Тагил.

— Спасибо.

Ермолай прошел к кабине, она оказалась деревянной. Открыл скрипучую дверь и сел на жесткое сидение рядом с водителем. Чемодан аккуратно поставил в ноги.

— Вас как зовут, товарищ лейтенант? — спросила водитель. — Как к вам обращаться?

— Ермолай Сергеев.

— А меня, учитывая мой возраст, Нелля Ивановна.

— Отлично! Вперед, Нелля Ивановна.

— Есть, товарищ Сергеев. Вы откуда родом?

— Из Ленинграда.

— О! А я местная, уральская. У нас большая семья…

На удивление, старенькая машина легко покатила, только вот мотор сильно гудел, слегка припахивало бензином. Они покинули территорию аэропорта, выехали на шоссе. Как помнил Ермолай, до Верхнего Тагила было примерно сто километров, и еще немного — до расположенного в стороне хранилища.

«Шоссе почти пустое. Часа за два должны добраться», — прикидывал, посматривая по сторонам дороги.

А вдоль дороги тянулся осенний лес. Краски его уже сильно потускнели, хотя местами и виднелись еще изумрудные краски, местами ярко-желтые, песочные…

Водитель что-то тихо напевала. Незаметно к Сергееву подкатила дремота…

Маньчжоу-го, город Синьцзин,

штаб Квантунской армии…

В своем кабинете начальник ИРУ, генерал Янагиту работал со служебными документами. Он заинтересовался последним донесением агента из Новосибирска. Агенту было дано задание — уточнить ситуацию по Новосибирскому театру оперы и балета. Какие там появились некие ценности, и зачем атаману Семенову понадобилось взрывать театр?

Агент сообщал, что в театр завозятся и размещаются в его огромных помещениях разные грузы. По полученной им из разных источников информации это могут быть: секретные документы оборонного значения, вывозимые из европейской части СССР; государственные стратегические драгоценности, хранившиеся в Ленинграде и Москве; музейные экспонаты из различных российских городов. Это делается русскими для того, чтобы это все не досталось наступающим немецким войскам. Агент сообщает еще об одной версии — завозимые грузы предназначены для создания резервной (запасной) ставки для Сталина.

Рассматривая фотоснимки Новосибирского театра, генерал задумался:

«Под натиском непобедимой немецкой машины, русские сейчас многое, начиная от целых заводов и фабрик, перемещают из европейской части страны на Урал и в Сибирь. И их можно понять… Но зачем же взрывать уникальное здание театра? Оно достанется победителям! В Сибири, несомненно, нам — японцам! Уберем советскую символику, над огромным куполом установим наш флаг победы… Недалекий все же человек этот атаман Семенов. Примитивный!.. Он так и не ответил на мою депешу о мотивах нападения его боевиков на театр. Никакой дисциплины!.. — зло выругался. — Хотя, — усмехнулся, — для победы нужны и такие, дикие люди. А потом, потом можно будет от них и избавиться. Сейчас нужно будет остановить Семенова от диверсий в этом театре. А нашему агенту необходимо продолжить уточнение, что все же завозится в театр? С таким представленным разбросом версий, работать дальше трудно…».

Ермолай проснулся от звука выстрела. Машина, сбавляя ход, как-то странно задергалась.

— Гад, мотоциклист! — воскликнула водитель. — Преследует нас, по колесу выстрелил…

Женский голос заглушил второй выстрел. Голова водителя упала на руль, машина затормозила, съехала в кювет и резко остановилась. Скрепя и неприятно треща, она завалилась на правый бок.

Сергеева придавила своим телом женщина, ноги сдавил чемодан. Как он заметил, деревянная кабина местами разрушилась, разбились стекла.

«Ну, блин… влип!» — успел подумать.

Сквозь щель покореженного и местами полуразрушенного пола машины, Ермолай увидел стоящего на дороге с пистолетом в руке незнакомого мужчину в черной железнодорожной форме. Он, кажется, улыбался.

«Незнакомый тип! Это он, гад, в нас стрелял! — воскликнул. — Ну, я тебе!» — и стал освобождать правую руку.

Освободив руку, стал вытаскивать из кармана пистолет. Железнодорожник в это время стал медленно, озираясь по сторонам, подходить к машине. Он действительно довольно улыбался.

«Это мой враг! — воскликнул Ермолай. — Он идет убивать меня!».