Михаил Смирнов - Операция «Театр» (сборник)

Получил Риббентроп и второе неприятное известие. Агент Сонет, работающий в блокадном Ленинграде, не вышел на связь в установленное время. Как это понимать? Недисциплинированность опытного агента? Или провал…

— Одно к одному!.. — ругнулся хозяин кабинета. — Со всем этим надо еще разобраться…

Риббентроп вызвал главного разведчика министерства, полковника Шульца, и поставил соответствующие задачи…

Сергеев прошел в помещение аэродрома, зашел в пустой кабинет капитана Максимова.

«Надо ждать майора Истомина», — осматривая уже знакомое помещение, подумал Ермолай.

Снял верхнюю одежду и завалился на железную кровать…

На улице послышались мужские голоса. Сергеев поднялся с кровати, оправил одежду.

В помещение вошли сосредоточенные майор Истомин и капитан Максимов.

— Привет, лейтенант! — весело бросил капитан. — С благополучным прибытием!

— Спасибо, — бодро ответил Ермолай. — Здравия желаю, товарищи офицеры, рад вас видеть.

— И мы рады, — изрек Истомин, протянул руку для приветствия. — Рассказывай, как там, на Большой земле?

— В целом неплохо, страна успешно работает на войну. Я убедился в этом в Горьком.

— Слышали о вашей вынужденной посадке.

— Было дело…

— Что в Новосибирске, Ермолай? — энергично продолжал майор. — Как расследуется теракт в театре?

— Жизнь идет в Сибири. Вам привет от всех знакомых, — ответил Ермолай и поведал о том, что ему сообщил майор Апальков…

Ленинград,

Кирпичный переулок, д. 4, кв. 44…

После ареста знакомого Пехоева (Герцога) буквально за порогом своей квартиры и последующего неприятного допроса, Калиновский (Негоциант) серьезно задумался. Ведь допрашивающие его офицеры сообщили, что в военное время купля-продажа произведений искусств рассматривается как спекуляция, уголовно наказуемое действие с последующей конфискацией. И поскольку он, Калиновский, определенно находится на крючке у органов, то как же ему теперь без купли-продажи, то есть спекуляции, жить дальше? Вопрос очень интересный…

Тут еще родственник Василий все причитает, предлагает уехать к родне, в Казань…

Калиновский (Негоциант) сидел в кресле невдалеке от горящего и потрескивающего камина и тяжело раздумывал. Ведь сейчас, в условиях блокады, он не сможет вывести всю свою коллекцию на Большую землю. Распродавать за бесценок результаты своего многолетнего труда он не хотел. Спрашивается, что ему делать дальше?.. Увы, он не знал… Опять же, как долго будет длиться блокада?.. Запасов продовольствия и денег еще надолго хватит, может, на год… А дальше?.. А если все же в город войдут немецкие войска? Ведь Гитлер обещал стереть город с земли…

— У нас тут тоже есть кое-что интересное, — бросил майор Истомин.

Истомин, Максимов и Сергеев, расположившись за столом, трапезничали.

— Задержали мы у коллекционера Негоцианта одного скупщика картин, — вымолвил капитан. — Ушлый мужик, на хлебозаводе работает и коллекционирует произведения искусств.

— Чувствую я, что не простой он коллекционер, — вставил майор. — За ним что-то тянется. Но он скромно молчит, а доказательств у нас против него никаких нет.

— Надо Негоцианта хорошо потрясти, — напористо изрек капитан. — Уверен, он многое знает.

— Я думаю, Негоциант — мелкая рыбешка, и ничего интересного для нас не скажет, — медленно вымолвил майор. — Нам надо изловить крупную рыбу. Вот Герцог был крупной рыбой.

— Да, крупной. Но он уже ничего не скажет, — усмехнулся капитан, весело добавил. — Как его любовница уделала.

Истомин взглянул на часы и строго бросил:

— Выезд в музей через пятнадцать минут.

— Какое положение на ленинградских фронтах? — спросил Ермолай.

— Пока все без изменений, — вяло выдавил Истомин. — Волховский фронт предпринимал попытку наступления и прорыва блокады, но… увы, не получилось.

Два грузовых и один легковой «газон» выехали из ворот аэродрома. Сергеев внимательно смотрел в окно.

Вскоре машины свернули в какой-то проулок, затем в другой.

«Так. В целях конспирации следуем в Эрмитаж другим маршрутом», — смотря в окно, решил Ермолай.

Всюду виднелись следы бомбардировок и маскировки. Людей на улицах практически не было, много валялось разного мусора. Во многих окнах домов были выбиты стекла…

«С каждым моим приездом любимый город тускнеет и разрушается», — горько размышлял Ермолай.

Послышалась строгая мужская речь из городского громкоговорителя, предупреждение о скорой бомбардировке…

Колонна въехала во внутренний двор Зимнего дворца и остановились. Ермолай увидел две бронемашины с пулеметами.

Из здания вышел капитан Ильиных. Вышли из машин и Истомин, Максимов, Сергеев.

— Здравствуйте, товарищи, — громко вымолвил капитан Ильиных. — Все будем делать как всегда?

— Как всегда, — ответил Истомин.

— Как поживает академик Понаровский? — спросил Сергеев. — Я ему привез большие приветы.

— Приболел наш академик, — хмуро вымолвил капитан Ильиных. — Но я при встрече ему обязательно передам приветы.

Ермолай вспомнил, как неважно выглядел академик во время их последней встречи, неприятно кашлял. Подумал:

«Жаль старика…».

Иркутск,

железнодорожный вокзал…

Из одного вагона прибывшего состава на перрон вышел мужчина в пальто, шляпе и лайковых желтых кожаных перчатках. Благоухающий, примерно тридцати лет, гладковыбритый, с родинкой на левой щеке, он разительно отличался от окружающих. Неспешно осмотрелся по сторонам и важной походкой направился к зданию вокзала.

Мужчина в шляпе уже подошел к зданию вокзала, как из него вышел вооруженный милицейский патруль.

— Гражданин, — грозно обратился к мужчине с родинкой на левой щеке патрульный сержант милиции. — Предъявите документы.

— Я что-то нарушил? — улыбаясь, спросил мужчина с родинкой на левой щеке.

Второй патрульный, ефрейтор, зевая, недовольно бросил:

— Щегол! Грамотный очень! — и грязно выругался. — Ошиваются тут… по тылам, а кто-то за них воюет. Терпеть не могу пахучих мужиков, еще в шляпе и бабских перчатках.

— Я мирный человек…

— Значит без документов, — зло перебил сержант милиции.

— С документами у меня полный порядо…

Договорить солидный мужчина с родинкой на левой щеке не успел.

Со словами:

— Разберемся, — его грубо схватил за руку ефрейтор и потащил в здание вокзала.

— Товарищи-товарищи! Почему?..

— Разберемся. Уж очень ты на одного фашистского диверсанта смахиваешь…

Погрузка в машины ящиков с музейными экспонатами прошла по обычной схеме. По окончанию ее Сергеев расписался в накладных.