Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

– Ты готова?

Она узнала голос. Хамза, тень султана. Новый капудан-паша . Возвысившийся человек. Она знала, что Хамза опасается ее, – возможно, из-за ее влияния, которое он не мог контролировать. В предыдущий раз он помешал ей встретиться с Мехмедом. Но сейчас пришел, чтобы отвести ее к нему.

– Я готова, – ответила она, взяла гороскоп и вышла из палатки.

Хамзе пришлось нагнуться, чтобы позвать. Теперь он выпрямился, чтобы изучить. Она была укутана сильнее, чем когда-либо прежде, если не считать первую встречу в Эдирне, когда Мехмед уронил ширму. Сейчас на ней был халат, а головной убор – из стольких слоев ткани, что черты лица угадывались только там, где их касалась шелковая вуаль. Это нечитаемое лицо тревожило Хамзу. Ему хотелось видеть ее, иметь возможность оценить, собирается ли она сказать султану то, на что надеются и Мехмед, и Хамза. Владыка владык хотел услышать, что звезды по-прежнему предрекают ему победу. Хамза хотел услышать то же самое. Но в армии было много людей, особенно среди наивысших, вроде Кандарли Халиля, которые надеялись на иное. Которые лишь обрадуются, если любимая колдунья султана усомнится в успехе. Мехмед, при всех своих растущих талантах, все еще был молодым мужчиной. И когда седобородые высказывали недовольство… Хамза не мог разглядеть ее. Не мог оценить по ее виду. Но он найдет способ выспросить все по пути к отаку султана и отыщет ответ в ее голосе.

Он поклонился, взмахнул рукой. Лейла пошла вперед; он двинулся следом по проходу между двух отрядов личной гвардии, стоящих по стойке «смирно» с алебардами поперек груди. «Вперед!» – скомандовал он, и гвардейцы пристроились за ними. Несмотря на спешку, Хамза не знал, как начать.

– Благословил ли тебя Аллах, могущественный и мудрый? – формально спросил он.

– Да.

Приближенный Мехмеда умолк, и Лейла улыбнулась под вуалью. Она чувствовала энергию в этом мужчине, вопросы, переполнявшие его. Она ответит, если сочтет нужным, – или же нет. Единственный человек, который действительно заботил ее, ждал впереди. Она поглядывала по сторонам сквозь слои шелка и видела то, что уже некоторое время слушала в своей палатке. Люди праздновали. Это привело ее к собственному вопросу, но она облекла его в форму утверждения.

– Армия счастлива.

Хамза, который собирался заговорить, кивнул.

– Был объявлен ираде . Два дня празднования и один – поста. Чтобы подготовиться.

– К чему, господин?

– К большой атаке. Самой большой. Если… если султан распорядится о ней.

– Если? – переспросила Лейла, дала слову повиснуть в воздухе. – Последний штурм?

– Возможно. Иншалла.

– Желает ли этого Бог?

– Имам Аксемседдин, самый почитаемый, считает, что да. Бо́льшая часть армии – тоже, хотя… – Хамза замялся, – хотя многие – нет. – Он глубоко вздохнул. – А что говорят звезды?

Лейла улыбнулась. Главный вопрос для него; она, искусная в угадывании страстей и желаний мужчин, видела это. Но выучила, что слова сильнее всего тогда, когда произносятся впервые. И потому не стала отвечать.

– Я не вижу здесь многих, кто сомневается в его успехе, – сказала она.

– Да. Скептики находятся в других местах. Ждут приказа султана. Идти вперед к Божьей славе… или собирать свои палатки. Возвращаться на фермы. Некоторые из них близки к нему.

– А ты, Хамза-паша?

– Я – нет, – ответил он слишком твердо, потом оглянулся по сторонам.

Солдаты собирались у костров, где на шампурах вращались целые бараны, из рук в руки передавали козьи шкуры, подносили ко рту, глотали струю. И те, кто никогда не пил аль-коль , внезапно жаждали его ради своего пересохшего рта, ради сомневающегося разума.

Лейла чувствовала его сомнения. Они напоминали ее собственные, раньше, в палатке. Однако она знала, что от их сомнений можно избавиться лишь в самом сердце пробитых стен… и, возможно, в один судьбоносный миг. И нашла слова, которые могла вручить только ему:

– Я вижу тебя, господин, человеком великого богатства, со многими женами, многими детьми, одним их самых видных людей страны. Сбудется ли это, если Константинополь не падет?

Хамза подумал о скептиках, Кандарли Халиле, Исхаке-паше и остальном старом анатолийском дворянстве. Неудача здесь, предсказанная ими с самого начала, позволит им крепче сжать в руке трон. И вскоре его наверняка займет другой человек, а новые люди низкого происхождения, возвышенные Мехмедом, исчезнут, как и он сам, с шелковой тетивой на шеях. Он покачал головой.

– Нет, не сбудется.

– Тогда, – она улыбнулась под вуалью, – доверься Аллаху… и звездам.

Хамза на мгновение просветлел, пока не вспомнил другие ее слова, сказанные раньше, когда не допустил ее до Мехмеда.

– Ты видела что-то еще для меня. Не мое… возвышение. – Он сглотнул. – Мою смерть.

Она увидела это снова, внезапной вспышкой, такой же ясной, как и прежде. Возвысившийся мужчина возвышался совсем иначе, в небо, в ужасной агонии. Дракон наблюдал, и рука в перчатке вырывала сердце паши. От этого видения Лейла покачнулась, наткнулась на Хамзу. Он поддерживал ее, пока она не смогла говорить.

– Каждый человек должен умереть, господин, – произнесла женщина. – Но важно лишь то, как он живет.

Ему хотелось спросить больше, но они уже подошли к цели: заднему входу в большой шатер Мехмеда. Страж у входа отошел в сторону, ткань раздвинулась… и открыла султана. Он стоял посреди группы офицеров и писцов, одетый, каким она видела его в последний раз во время испытания великой пушки у стен Эдирне, в алом кафтане, расстегнутом, так что из-под него виднелась кольчуга, блестящая в последних лучах солнца. Однако лицо его под серебряным шлемом со страусовым пером уже не было таким юным, как при их первой встрече. Худее, старше. Под глазами виднелись темные полумесяцы. Когда он увидел Лейлу, его взгляд просветлел, но потом вновь наполнился страхом.

– Входи, – прошипел султан, подзывая ее, – и быстрее.

Он провел ее в маленькую прихожую. Перед Лейлой была полотняная стена. За ней тихо переговаривались люди – его совет, готовый услышать его слова. Он не проявил любезности, не предложил ей ни шербета, ни золота. Только прямой вопрос во взгляде человека, которому нужно знать, знать без сомнений. И увидев это, Лейла отбросила собственные сомнения.

– Король королей, – провозгласила она сильным голосом, – властитель людских шей, наместник Аллаха на земле. Этими и многими другими именами называют вас. Ныне, говорю я, новыми титулами будут обращаться к вам. Через три дня все будут славить вас как «великого Цезаря».

Она умолкла, Мехмед глубоко вдохнул.

– И вы будете вечно известны под именем, коего жаждете больше прочих, – Фатих. Ибо через три дня вы станете Завоевателем.