Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Феон не был в этом столь уверен. И дело не в том, что он не верил, не молился. Но лишь сегодня он побывал за стенами, во вражеском лагере. Он пересчитывал врагов, пока даже у него не закончились числа, видел, как сильны эти бесчисленные орды, как хорошо накормлены и вооружены. Он видел вблизи чудовищные пушки, смотрел на руины, в которые эти пушки превратили хваленые укрепления города, и жалкую мешанину грязи и дерева на месте былых стен. Тогда Феон впервые по-настоящему испугался, хотя в это самое время отклонял, от лица императора, предложение султана, заметив по плохо скрытому облегчению на его лице, что это предложение и не должны были принять. Делал встречное, такое же неприемлемое, предложение. Обе стороны знали, что они давно миновали точку, в которой возможен компромисс, если эта точка вообще существовала. Потом Феон перевел взгляд со злорадствующего султана на его тень, человека, с кем встречался уже дважды, – Хамзу, теперь пашу, носящего отличительный знак и эмблему адмирала.

Они не разговаривали – турку этого явно не требовалось. Достаточно было его товарищеской улыбки, понимающего взгляда. «Мы будем в твоем городе в ближайшие дни, – говорил этот взгляд. – И позаботимся о наших друзьях». И, к своему стыду, когда Феон вернулся в Константинополь, первым делом он проверил, не потревожил ли кто из домашних спрятанный в укромном месте подарок, который вручил ему Хамза. Стяг с тугрой турка означал безопасность. И если героическая оборона и непрестанные молитвы уступят невероятному перевесу…

Все эти мысли бродили у него в голове, даже когда губы двигались, повторяя слова молитвы об избавлении, и потому взгляд не отрывался от густой белоснежной бороды старейшего из носильщиков. Феон видел, как старик споткнулся, поскользнулся на камнях, мокрых от бесконечного дождя. Видел, как мужчина перед ним старался перехватить сместившийся вес, но неудачно. Как следующий носильщик попытался выровнять платформу, но не смог. Видел, как взгляд Девы, до того прикованный к небесам, ищущий милосердия для них всех, обратился к земле.

Она падала. Соскользнула с края платформы; ее основание обогнуло носильщика слева, который пытался остановить ее, но не смог, только ускорил вращение; ее голова в капюшоне склонилась, и она упала, будто молния ударила в землю. Множество рук в панике потянулось, чтобы замедлить падение, не дать гипсовому лицу разбиться о землю. Но она тяжело рухнула; мгновение качалась, будто балансируя, потом опрокинулась.

Молитвы раскололись криками, воплями страха, ужаса, отчаяния. «Святая Мария! Дева-Мать! Нет! Нет! Нет!» Это все их матери лежали сейчас в грязи, а небо, темневшее, пока они шли, начало плеваться ветром с дождем.

Первым стряхнул с себя ужас император.

– Поднимайте! Поднимайте! – кричал он, широкими шагами огибая носилки. – Кардинал! Патриарх! Вы все. Давайте вместе. Поднимем ее!

София, в десяти шагах позади, пыталась протолкнуться вперед. Но как другую толпу сплачивал голод, эту сплотил ужас, и перед Софией выросла непроницаемая стена. И потому она отошла в сторону, потянув за собой детей, и сделала то, что могла, – упала на колени, не замечая грязи. Она молилась. «Святая Мария. Святая Мать. Восстань. Восстань и спаси нас».

София была одной из многих – плач изливался в хмурое небо. Но молитвы с этим не справятся, подумал Феон, который спешил за императором и видел, как отчаяние заставляет людей тянуть и толкать в разные стороны, – слишком много глав церкви и государства были там, пытались командовать.

– Оставьте ее! – взревел в конце концов Константин.

Люди наконец-то расступились.

– Только вы, гвардия! – крикнул он.

Его солдаты шагнули вперед, нагнулись, подхватили и, по его команде и с его помощью, поставили. Дева встала, покачнулась, утвердилась. Носилки вновь подняли, теперь уже на плечи гвардейцев, с водруженной на них статуей.

– Вперед! – скомандовал Константин, сейчас во главе носилок, Феон рядом с ним.

Все понимали, какое впечатление это произвело на людей. Самое страшное знамение в тот момент, когда им требовалось самое лучшее. Императору приходилось бороться с ним, продолжать процессию к Святой Софии и церемонии в ней. Несмотря на ужас, охвативший толпу, большинство людей не видели самого падения. Возможно, что-то еще удастся спасти.

И тут на город обрушилась буря, последняя, самая могучая. Ветер переменился; теперь он дул с востока, полный водой, которую втянул из Черного моря. Феон почувствовал запах соли в тот же момент, когда ветер врезался в людей, за несколько секунд промочив их до нитки. Константин увещевал, кардинал и патриарх кричали, ветер подхватывал молитвы. Но безрезультатно. Как будто Дева, упав в этом месте, отказывалась покинуть его. Они не прошли и десяти шагов, как статуя начала шататься.

– Господин, – позвал Феон, перекрикивая ветер. – Она не должна упасть еще раз. Нам нужно вернуть ее назад. Попробуем позже!

Константин уставился на него, потом взглянул наверх, где раскачивалась Мария.

– Ты прав! – крикнул он в ответ, дотянулся до командира гвардейцев и закричал ему в ухо.

Приказы были отданы, носилки опустили, Деву сняли с них. София – она шла за носилками, невзирая на дождь и двоих плачущих детей, – протолкалась сквозь толпу, которую истончило внезапное неистовство бури. Она была в нескольких шагах, когда Святую Мать опустили на землю. Она видела, как гвардеец снимает свой промокший плащ и накидывает на статую. Видела грязное лицо Девы как раз перед тем, как оно скрылось. Дождь колотил по нему, смывал краску, и из тающих глаз Марии катились черные слезы.

София всхлипнула. Потом глубоко вздохнула и потащила детей прочь сквозь плачущую толпу. «Я знаю, где она все еще стоит, – подумала женщина. – И я найду ее там».

С ветром, дувшим в спину, и дождем, толкавшим вперед, София начала длинный путь к святой Марии Монгольской.

25 мая: сорок девятый день осады

– Не мог бы ты любезно объяснить мне, грек, почему мы ходим здесь ощупью, будто слепые?

Голос шотландца доносился с расстояния вытянутой руки. Однако самого его было не видно.

– Тсс, – прошептал Григорий.

– Тсс? – переспросил Джон Грант. – Тсс – потому что ты думаешь, что здесь есть кто-то еще, кроме нас с тобой, или…

– Я пытаюсь найти дорогу, человече.

– А, так ты еще один грек вроде Тезея, с нитью Ариадны в рукавице? Только так можно отыскать дорогу в этой свиной жиже тумана. Или ты ее вынюхиваешь?.. Нет, прости, я забыл. Вынюхивание – не самая твоя сильная сторона, верно?

– Ты можешь прекратить болтать, Христа ради?

– О, так мы заняты здесь Христовым делом? Когда ты отвлек меня от важных задач своими шепотками и кивками, я решил, что мы собираемся заняться делом того, другого парня. А уж этот туман – точно творение самого дьявола.