Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

– Вставай, – сказала она. – Иди за мной.

Когда мужчина встал, Лейла повернулась. Но ей заступил дорогу другой, намного крупнее, с заросшим бородой лицом.

– И чем это ради моих волосатых яиц ты тут занят?

Гортанный голос, жесткий акцент. Валах или болгарин, подумала она.

– Этот раб нужен. По делу султана.

– На хрен его дело. Этот раб – мое дело. Эй! – Он схватил Лейлу за плечо, когда та попыталась обойти его. – Ты так просто…

Он не успел закончить. Лейла схватила его за кисть, выкрутила, и ему пришлось резко наклониться, чтобы избежать боли.

– Послушай, – сказала она на валахском, почти ему в ухо. – Я готова заплатить. Видишь?

В руке, которую держала Лейла, вдруг оказалась серебряная монета. Отец учил ее фокусам с тех пор, как она начала ходить. Полезное дополнение к ее ремеслу.

Мужчина скорее оскорбился, чем поразился. И она верно угадала его национальность.

– Он стоит в три раза больше, – ответил валах на том же языке, сплюнул и растер кисть.

– К полудню в Константинополе будет столько рабов, что ты не сможешь продать его и за полцены, – сказала она. – Поэтому возьми монету и дай мне пройти.

Мужчина, словно собираясь еще раз схватить ее, но на этот раз получше, глянул по сторонам.

– Давай-ка я позову пару друзей, и мы обсудим это, – уже громче сказал он.

– Хорошо, – ответила Лейла. – Ты позовешь своих друзей, а я, – она указала ему за спину, – позову своих.

Валах обернулся, побледнел под бородой.

– Гвардия султана. Дело султана. Конечно. – Он отошел в сторону, пытаясь улыбнуться. – Любая услуга нашему славному вождю, хвала его великолепию.

Лейла молча повела пленника сквозь толпу туда, где ждали пейики .

– Этот человек отведет нас туда, – сказала она командиру и обернулась к греку. – Поскорее. И не пытайся бежать.

– Бежать… куда?

Молодой мужчина повернулся и повел их вокруг площади и вверх по крутой улице справа от церкви.

Неужели она совершила ужасную ошибку? Неужели ее покойный муж был прав и следовало остаться в доме, прикрываясь синим флагом?

Людей было ужасно много, они заполняли каждую улицу и проспект, и чем дальше двигалась София со своими детьми, тем гуще становилась толпа. Женщина вела свое семейство через сады, стараясь не выходить на открытое место. Из каждого второго дома, мимо которого они проходили, слышался грохот, крики бешенства или ужаса. София отказалась от попыток уберечь детей от жутких сцен – слишком много их было. Такос почти все время смотрел перед собой – лицо белое, бормочет молитвы, в которых различимо только слово «отец». Минерва смотрела на все, но на ее лице ничего не отражалось.

– Тсс, – прошипела София.

Она подняла руку, приказывая всем остановиться, и осторожно подошла к последнему зданию в переулке. Выглянув, с облегчением узнала рыночную площадь. По ту сторону, напротив выхода из переулка, шла узкая улочка. София почти привела их к Святой Марии; до убежища, о котором она молилась, было не больше двух сотен шагов.

София колебалась. Здесь, в тени здания, их не видно. Крики и грохот, кажется, немного отдалились. Лавки и дома, выходящие на форум, выглядели так, будто их уже разграбили – двери выбиты, ставни сорваны. На земле лежали три тела. Живыми были только дикие кошки и несколько собак, которые принюхивались и лакали из кровавых луж, да еще вороны, слетевшиеся на пиршество, – клевали, отрывали. Пара больших черных птиц притихла, не ссорилась. Да и к чему, когда весь город лежит перед ними накрытым столом?

Она вздрогнула. Им нужно пересечь открытое пространство, и прямо сейчас ничуть не хуже любого другого времени. София обернулась. Ее подопечные уставились на нее огромными черными глазами.

– Мы уже близко, – сказала она. – Похоже, опасности здесь нет. Идем быстро, когда я скажу, и ни для чего не останавливаемся. Пошли!

София снова выглянула, подняла руку. Ничто не двигалось, кроме животных. Она опустила руку.

Они были на середине площади, на полпути к безопасности, когда проходили мимо мутноглазого пса, рвущего труп. Должно быть, пес был глух или слишком занят своей добычей, но он заметил их, только когда они подошли вплотную. Пес отскочил, прижал разорванные уши, оскалился, зарычал. У Такоса была палка; сейчас он замахнулся ей, крикнул. Но для этого ему пришлось выпустить кота, которого он нес под дублетом. Тот соскочил на землю, пес увидел его, зарычал, бросился. Кот в панике выгнул спину и стремглав помчался прочь.

– Кот! Кот! – взвизгнула Минерва, выдернула руку у Афины и побежала за ним.

– Минерва! Стой! – крикнула София.

Она уже шагнула за дочерью, но крик сына заставил ее обернуться. Пес напал, вцепился зубами в левый сапог Такоса. Мальчик бил его палкой, но тот не отпускал, тянул, пока Такос не покачнулся и упал.

– Беги за ней! – закричала София Афине, потом развернулась и сильно пнула собаку в бок; та взвизгнула и, хромая, отбежала в сторону.

Такос поднялся.

– Все хорошо, – сказал он, стирая с плаща грязь.

София обернулась. Афина почти догнала Минерву, но девочка металась среди опрокинутых рыночных лотков, искала.

– Идем! – позвала ее мать. – Идем скорее.

И тут с улицы между ними вышла группа солдат. Они были заняты своей ношей – обитыми железом ящиками. Потом ящики полетели на мостовую. Один из солдат поднял взгляд… и посмотрел прямо на Софию.

– Вон та, – заорал он, – это моя! – Он указал на нее. – Стой на месте, греческая шлюха!

Трое мужчин направились к ней. За их спинами Афина, никем не замеченная, догнала Минерву, все еще тянущуюся к коту. Зажав девочке рот рукой, служанка начала тихо отступать в переулок.

Мария защитит их, подумала София, пока мужчины приближались. Сорок шагов, смеются на ходу. Странно, но она была спокойна. Она думала только о дочери. Может, если она достаточно отвлечет этих мужчин, Минерва спасется…

Но София забыла о сыне. И вспомнила, только когда услышала знакомый звук. Гудение, будто рядом улей. Она обернулась.

Над головой Такоса крутилась праща, на лице – страх и решимость.

Солдаты остановились. Один крикнул:

– Положи эту штуку, мальчик!

– Такос, не надо! – взмолилась София.

Он был юн, он выживет; рабом, возможно, но в жизни есть надежда. Если же он станет сопротивляться, то умрет.

– Да! – ответил Такос, мальчишеский голос стал еще тоньше. – Беги, мать! Беги!

Теперь у нее не было выбора – и был шанс. Нырнув под вращающуюся веревку, София бросилась к переулку, ведущему в убежище. Она видела, как солдаты, крича, двинулись вперед, как ее сын выбрасывает вперед завязанный конец веревки, именно так, как учил его Григорий. Видела, как у одного из солдат подломились ноги, руки дернулись к лицу. Потом услышала, что ее сын побежал, и сама ринулась по переулку, с солдатами за спиной. Только Такос удерживал ее от того, чтобы вернуться за дочерью. Но Афина бывала в церкви Святой Марии не реже своей хозяйки. Если святая благословит, они все еще могут оказаться там, в безопасности.