Ксавье Монтепен - Замок Орла

Ни единого настоящего, серьезного шанса спасти девушку, казалось, не было, а между тем с каждой минутой страшная угроза все нарастала – смерть все приближалась…

Все эти мысли, точно вспышки молнии, проносились в голове капитана.

И тут снова послышался голос Эглантины – она кричала:

– Брат, я задыхаюсь… я умираю, брат… Иди же! Приди скорей! Спаси меня!

Лакюзон хлестал себя по лицу, рвал на себе волосы. Он искал выход…

Вдруг его глаза засияли – из сведенного судорогой горла вырвался торжествующий крик – капитан, подобно Архимеду, невольно воскликнул:

– Эврика! Эврика!

Он нашел выход!..

Лакюзон развернул плащ, который намотал себе на левую руку наподобие щита. Бросился к фонтану и сунул плотное, тяжелое полотнище в воду.

Тут подоспели Рауль, Железная Нога, Гарба и другие горцы.

Им пришлось пробираться через развалины дома, который едва не рухнул на них за поворотом к спуску Пуайа, – множество препятствий задержали их.

– Где она? – крикнул Рауль, обращаясь к капитану. – Где же?

– Там, – ответил Лакюзон, указывая рукой в самое пекло.

Рауль кинулся туда.

– Держите его! – живо велел Лакюзон. – Он и сам погибнет, и ее не спасет.

Гарба с Железной Ногой схватили молодого человека за руки и так и удерживали, несмотря на его отчаянное сопротивление и крики.

– Оставьте меня! – с яростью твердил он. – Дайте мне хотя бы умереть вместе с нею!..

У одного из горцев был плащ. Капитан схватил его и сунул в фонтан, как и свой собственный.

Затем, завернувшись в это покрывало, с которого ручьями стекала вода, и пониже надвинув на лицо капюшон, так, чтобы видеть только, куда ступаешь ногами, он подхватил свой плащ, который перед тем смочил водой еще раз, и проник в дом. Задержав дыхание, презрев страх, он кинулся в бушевавшее пламя, откинул крышку люка – и скрылся в подполе под возгласы восхищения и ужаса свидетелей этой героической и жуткой сцены.

– Эглантина!.. – звал он, быстро спускаясь по лесенке. – Эглантина, я здесь… Эглантина, сестренка, ты где?..

Девушка не отвечала.

Среди невыносимого жара, задохнувшись в спертом, тяжелом воздухе погреба, она лишилась чувств и упала ничком на дымящийся земляной пол.

Не теряя времени, Лакюзон закутал ее в другой плащ, точно мертвую в саван, взлетел вместе с нею вверх по ступеням, и снова ринулся в самое пекло, клокотавшее и свистевшее, подобно кратеру Везувия или Этны.

В ту самую минуту, когда он, переступив порог с бесценным грузом на руках, едва не рухнул в объятия Рауля, остов хижины, пока еще державшийся, с оглушительным треском обрушился, завалив обломками люк в подпол.

Еще какое-нибудь мгновение – и подвал охваченного пожаром дома стал бы могилой для Эглантины и капитана.

– О, друг мой, брат мой… – бормотал Рауль, глотая слезы радости, – я спас вам жизнь, и вы заплатили мне за это сполна!

И он принялся горячо пожимать Лакюзону руки, а потом притянул его к груди и сжал в пылких объятиях.

Покончив с первыми излияниями несказанной радости, молодые люди откинули полы защитного плаща и увидели прелестное лицо Эглантины.

Девушка была бледна, но пламя не опалило ни единого черного, как смоль, волоска на ее голове; грудь ее вздымалась ровно – казалось, будто девушка спала.

– Пригоршня воды приведет ее в чувство, – сказал капитан. – Зачерпните немного в фонтане, Рауль, и смочите виски нашей дорогой девочке.

Рауль уже собрался воспользоваться этим средством, и впрямь очень действенным, но не успел. В эту минуту к ним подоспел горец, несшийся вниз по склону холма, точно на крыльях. Подобно марафонскому воину, он, казалось, готов был испустить дух, замерев перед Лакюзоном. Однако, сделав над собой неимоверное усилие, он все же выпалил:

– К оружию, капитан! Там, на дороге в Лонгшомуа, снова собрались шведы с серыми… и выдвинулись к городу. Они уже близко. Меня послал к вам полковник Варроз… он вас ждет.

– Братцы, – громко воскликнул Лакюзон, – слыхали? Вперед! За Сен-Клод и Лакюзона!

И, повернувшись к Раулю, он прибавил:

– Брат мой, надеюсь, теперь вы понимаете, что вам с нами никак нельзя. Берите Эглантину на руки и пробирайтесь по спуску Пуайа к крепостной стене. Там вы найдете потайной ход – по нему выйдите к броду через Бьен, где нынче ночью нас дожидался Гарба. Потом доберетесь до опушки леса у подножия горы, затаитесь в чаще, за вон за той гигантской елью, что видна отсюда, и будете там меня ждать. Надеюсь, вы хорошо все поняли, не так ли?

– Да, – ответил Рауль.

– Тогда ступайте, и да хранят вас Господь с Айнзидельнской Богоматерью! Скоро увидимся, тем более что я рассчитываю живо покончить с этим сбродом проходимцев и разбойников. Змеюга отрастила себе хвост и собирается опять жалить – мы же размозжим ей башку, раз и навсегда!

И, еще раз пожав Раулю руку – на прощание, капитан вместе с горцами ушел прочь и скоро скрылся за поворотом дороги.

Молодой человек, оставшись наедине с Эглантиной, теперь думал только об одном: как можно скорее покинуть этот забытый, будто проклятый Богом, город, который война и огонь в считанные часы обратили в усеянные трупами руины.

Он приподнял свою невесту, обхватил ее стан левой рукой, так, чтобы голова бедной девушки покоилась на его груди, и быстро двинулся вниз по извилистой тропе, что должна была вывести его к потайному ходу. Он уже сделал несколько сот шагов и увидел внизу крепостную стену, а по ту сторону стены – луг, через который протекала Бьен, за лугом же, вдалеке, проглядывал лес, давая надежду на верное убежище. Он собирался миновать одинокую лачугу, сложенную из глины и сучьев, у которой был до того неприглядный вид, что шведы, по всей видимости, даже пожалели огня, чтобы ее спалить.

Но внезапно дверь в лачугу отворилась – и перед Раулем возникли двое, явно вознамерившиеся преградить ему дорогу.

Эти двое, он сразу узнал их, были товарищами серого, убитого им за час до того.

– Ха-ха! – злобно усмехнулся один из них, отвесив нижайший, издевательский поклон. – А вот и наш благородный красавчик, заступник ведьм!

– Разве не видишь, – подхватил другой, – он несет на руках свою возлюбленную, прекрасную Маги, и несет, никак, на шабаш.

– О-хо-хо! Чтобы предаться любовным утехам посреди пепелища, оставшегося от города, где дьявол готовит себе жаркое из ребрышек добрых христиан. Ей-богу, ну и хват!

– Наш щеголь втюрился в Маги, а настоящая любовь ни перед чем не отступится!

– Сдается мне, коли ему дорога его шкура, он запросто позаимствует у ведьмы метлу и ускачет на ней прочь, как на коняге…

Покуда головорезы обменивались меж собой грязными шутками, Рауль покрепче обхватил левой рукой Эглантину, чье лицо было по-прежнему скрыто плащом Лакюзона, а правой выхватил шпагу.