Хайнц Конзалик - Янтарная комната

— Я уже слышал об этом. Линц на Дунае, в Австрии.

— В Остмарке, мой дорогой Вахтер. Но этот нюанс вы не знаете. — Доктор Руннефельдт широко улыбнулся. — Ваша семья всё это время служила русским… Почему вы не обрусели?

— Таково было указание короля Фридриха Вильгельма I. Где бы ни оказалась Янтарная комната, при ней должен находиться Вахтер, который всегда должен оставаться немцем и заботиться о ней.

— И вы теперь последний из Вахтеров?

— Да, — ответил Вахтер после секундной паузы. — Да, герр доктор. Мне не удалось зачать ребёнка. Моя жена умерла очень рано. Я её очень любил и не захотел жениться снова. Я знаю, что совершил ошибку. За двести двадцать пять лет у всех Вахтеров были сыновья, и только я не выполнил указание короля.

Некоторое время он молчал, вспомнив о Николае, который в эту минуту, возможно, находится в Эрмитаже, в Ленинграде. Будет большим счастьем, если он переживет эту убийственную войну. А если нет… тогда он сейчас не соврал. Собрав всё мужество, Вахтер посмотрел доктору Руннефельдту в глаза. Добрые глаза, снова подумалось ему. Но форма офицера СС делает его опасным.

— И поэтому… поэтому у меня к вам просьба, — сказал Вахтер и глубоко вздохнул. — Как у последнего из Вахтеров… Может, я ещё пригожусь? Могу ли я сопровождать комнату в Кёнигсберг?

Доктор Волтерс повернулся на каблуках. Подошвы его сапог заскрипели по наборному паркету.

— Невозможно! — возмущенно рявкнул он. — Что этот человек о себе возомнил?! Пусть охраняет пустой дворец и гоняет здесь крыс, клопов и тараканов.

Он резко замолчал — ему стало ясно, что он совершил крупную и не предвещающую ничего хорошего ошибку.

Доктор Руннефельдт среагировал без промедления.

— Я буду о вас ходатайствовать, герр Вахтер, — сказал он. — Я отвечаю лишь за доставку комнаты в Кёнигсберг. А там всё решает доктор Финдлинг. Между нами — доктор Финдлинг очень приятный человек и прежде всего главный эксперт по янтарю.

— Я могу надеяться?

— Без надежды жизнь была бы бессмысленной.

— А вы… вы возьмёте меня в Кёнигсберг?

— Я ещё не знаю. — Доктор Руннефельдт положил руку на плечо Вахтеру. Этот жест можно было расценить, как молчаливое обещание. — Во всяком случае, приготовьтесь.

Сразу после этого разговора Вахтер вбежал в свою комнату, обнял и расцеловал Яну, и, как молодой и пылкий возлюбленный, закружил её по комнате, сияя от счастья.

— Я поеду с ней, доченька! — воскликнул он. — Поеду в Кёнигсберг… с моей комнатой… Я останусь при ней… пока Николай не вернётся с войны и у вас не родится сын. Возможно, даже лучше, что её увезут из дворца. Она будет спасена и не погибнет от бомб и снарядов. Яна, доченька, судьба нам благоволит!

В этот день в книге учёта боевых действий 50-го армейского корпуса дежурный офицер сделал следующую запись:

1.10.1941 г., Красногвардейск.

Для изъятия произведений искусства, находящихся в районе дислокации корпуса, высшим командованием назначены ротмистр доктор Волтерс и зондерфюрер доктор Руннефельдт.

В этот вечер — и это можно понять — Михаил Вахтер впервые за многие годы напился. Последнюю бутылку водки он прятал в спальне императрицы Марии Фёдоровны, в кровати из кленового дерева.

Запись в книге боевых действий 50-го армейского корпуса:

14.10.1941 г., Красногвардейск.

Вывоз под руководством искусствоведа, ротмистра Волтерса, и зондерфюрера доктора Руннефельдта изъятых в Пушкине произведений искусства, в том числе настенных панелей Янтарной комнаты из дворца в Пушкине (Царское Село), в Кёнигсберг.

Прошло две недели, и все это время Михаил Вахтер так много работал, что валился от усталости на походную кровать и три часа беспокойно спал прямо в Янтарной комнате. Походную кровать из спальни Александра I ему принес солдат из тех, что разбирали комнату. До этого кровать стояла в спальне в стиле барокко — довольно спартанское место отдыха царя-воина.

Доктор Руннефельдт требовал, чтобы у его помощников были чувствительные пальцы, и потому происходило всякое.

Например, состоялся примечательный диалог, когда старший фельдфебель построил свою роту, прибывшую в Пушкин с фронта на отдых.

— Всем внимание! — скомандовал фельдфебель Макс Химмерих и оглядел строй. — Среди вас есть люди, связанные с искусством?

Никто не отозвался. Солдаты хорошо знали Химмериха. Если кто-нибудь отзовётся, то может последовать: «Ты кто? Скульптор? Шагом марш в сортир срубать засохшее дерьмо со стен!».

— В чём дело? — проворчал Химмерих. — В моей роте нет ни одного человека, связанного с искусством? Одни невежды? Все, кто имеет отношение к искусству — шаг вперёд!

Немного помедлив, из строя вышли три человека. Фельдфебель Химмерих прищурился. Трое — это уже что-то.

Он подошёл к первому добровольцу и смерил его взглядом. Эти трое не походили на людей искусства, хотя Химмерих и сам не представлял, как они должны выглядеть.

— Вы кто? — проскрипел он.

— Стрелок Эберхард Гнайзл, герр фельдфебель.

— Я спросил, кто вы, — прорычал Химмерих, — а не ваше звание!

— Импрессионист.

— Ага! — Химмерих нахмурился. Импремист? Что это? Наверняка что-то неподходящее.

— Встать в строй! — скомандовал он. Второй «искусствовед» широко улыбнулся, когда фельдфебель шагнул к нему.

— А вы?

— Гончар, герр фельдфебель.

У Химмериха перехватило дыхание.

— Идиот! — заорал он, побагровев. — Делает горшки и называет себя художником!

Третий со смешанным чувством ожидал вопроса фельдфебеля и встал по струнке, когда Химмерих остановился перед ним.

— А вы? Тоже какой-нибудь художник-пачкун?

— Нет, герр фельдфебель. Глазуровщик.

Химмерих оторопел. Он совершенно не знал, относится ли это к искусству, как он себе представлял. Не пианист, не певец, не художник, и даже не маляр. Ну что за свинская рота!

— Встать в строй! — буркнул он и посмотрел на длинный ряд солдат. — Мне нужен человек с чуткими пальцами.

— У меня такие, герр фельдфебель! — раздался голос из середины строя.

— Шаг вперёд!

Из строя вышел ефрейтор.

— Профессия? — спросил Химмерих.

— Портной, герр фельдфебель.

Химмерих громко вздохнул. Портной! Портной без чутких пальцев ни на что не годен! Иначе зачем все портные носят напёрстки? То, что нужно!

— Через полчаса жду в канцелярии с вещами, — с облегчением в голосе сказал Химмерих. — Отправитесь на работу в царский дворец. Рота, разойдись!

Довольный, он широким шагом направился в канцелярию. Всего один человек, но всё же честь роты спасена. Люди искусства встречаются так редко. Чёрт знает, куда их отправляют служить.

Тем временем во дворец из Пушкина прибыли десять человек с чуткими пальцами, их представили доктору Руннефельдту. Надеясь на то, что в армии четко выполняют приказы, он не стал расспрашивать каждого, а собрал всех в Янтарной комнате. С янтарных панелей уже сняли три фанерных щита, и они проявились во всём великолепии. Все восторженно их рассматривали.