Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

Гавиалы предавались оргии

Положение несчастных было ужасно: их со всех сторон окружили гавиалы, которых водится множество в дельте Ганга: они кишат под манговыми деревьями, на отмелях во время отлива, в траве, в воде. Гавиал хорошо известен: это не менее сильное, ловкое и кровожадное пресмыкающееся, чем крокодил, от которого он отличается только формой головы, более продолговатой, с характерными утолщениями около ноздрей. Это обычный гость индусских рек, где он разбойничает, как настоящий пират, предпочитая всему другому человека, если ему только удается до него добраться. Итак, те гавиалы, которые окружали странных купальщиков, замеченных экипажем яхты, предавались оргии в полном смысле слова. Время от времени можно было видеть, как схваченный за ногу человек нырял, потом на один момент появлялся на поверхности и исчезал, испуская душераздирающий крик. Другие, ошеломленные близостью чудовищ, которые яростно били хвостом по воде, бывали схвачены поперек тела ужасными челюстями, которые потом захлопывались, щелкая, как огромные ножницы. Число людей уменьшалось с такой ужасающей быстротой, и кровожадность пресмыкающихся была столь велика, что, вероятно, в непродолжительном времени все люди были бы съедены. Однако некоторые из них очень легко могли бы спастись; но, вовсе не стараясь приблизиться к берегу, они оставались посредине реки около небольшой группы, в которой держали какие-то извлеченные из реки предметы; они теснились здесь, подобно тому, как солдаты погибающего батальона группируются вокруг знамени, которому грозит опасность.

Молодая женщина, следившая с палубы за всеми перипетиями ужасной драмы, выражала живейшее сострадание.

– Жорж, друг мой, – воскликнула она умоляющим и жалобным голосом, – не поможем ли мы этим несчастным?

– Вы предупредили мое желание, милая Клавдия, – ответил капитан яхты, потом скомандовал громовым голосом:

– За борт китоловную лодку с шестью матросами!

Боцман Марий поднес свой серебряный свисток к губам и, извлекая из него несколько резких звуков, сыграл сигнал. Тотчас же, с точностью и поспешностью, достойными экипажа военного корабля, шлюпка была отвязана и спущена по талям. Гребцы и их командир были уже на местах с поднятыми веслами. Лодка быстро отчалила и немедленно направилась к группе туземцев, на которых нападали гавиалы. И, странное дело, эти ужасные животные, вместо того чтобы прекратить погоню за добычей, казалось, удвоили свою ярость. Может быть, их аппетит возбуждался какими-нибудь таинственными причинами, или им придавало смелость то, что их было так много, но они еле-еле подвинулись, когда лодка очутилась среди них. Несчастные давно нуждались в помощи! Над водой держалось не более десятка истощенных, задыхавшихся индусов, онемелые члены которых едва могли двигаться. Увидев, что к ним спешат на помощь, они без колебания бросили в лодку таинственные предметы, которые хотели спасти ценой таких жертв.

По знаку старшего матроса они уцепились за борт, с трудом вскарабкались и упали в изнеможении на скамейки. Необъяснимая ярость гавиалов, вместо того чтобы утихнуть, разгорелась еще сильнее, если это только было возможно. Они кинулись на китоловную лодку и окружили ее. Их было около ста, и притом огромных животных; они глухо рычали, высовывались до половины туловища из воды, хватались за борт своими огромными лапами, с когтями и перепонкой, открывали пасти, из которых вырывалось зловонное дыхание. Положение матросов и индусов становилось поистине ужасным. Лодка, которую трясли и дергали за все концы, качалась и готова была перевернуться. Безоружные гребцы отбивались веслами, защищались, как могли, и, несмотря на свое испытанное мужество, дрожали перед этими чудовищами, которые открывали пасти и каждую минуту готовы были их проглотить. Капитан яхты, который видел всю опасность их положения, быстро скомандовал в рупор: «Вперед, осторожно!» Потом прибавил: «Марий, карабины!» Боцман предвидел приказание. Прежде чем капитан успел его произнести, провансалец, как ветер, кинулся к штурвалу, снял три винчестера, вернулся на палубу, вскарабкался на четвереньках на мостик, на котором стояли капитан и его жена, и подал им по ружью, а третье взял себе. В тот самый момент, когда яхта тронулась с места, все трое с удивительным хладнокровием открыли огонь. Они находились теперь в четырехстах метрах от лодки, которой грозила опасность.

Три выстрела последовали одновременно, и звук их слился. Затем последовал второй залп, за ним – третий. Все трое стреляли превосходно. Можно было проследить полет снарядов, которые падали с удивительной точностью, вызвав крик изумления у экипажа. Китоловная лодка, матросы, крокодилы составляли движущуюся, смешанную группу, где трудно было различить предметы в отдельности. Малейшая ошибка могла бы повлечь смерть бедных людей, которые отбивались с отчаянной энергией. Но пули летели все с той же меткостью. Они попадали в крокодилов, заставляли разлетаться роговую чешую, пронзали их холодное, мягкое тело, раздробляли кости. Менее чем через тридцать секунд около десяти чудовищ были поражены смертельными ранами и пошли ко дну, извиваясь в судорогах. Огонь все еще продолжался; он был не такой быстрый, но такой же смертоносный; место вокруг лодки все более очищалось; наконец она высвободилась и получила возможность двинуться вперед. Яхта шла к ней навстречу, так что оба судна скоро встретились, и перепуганные пресмыкающиеся, которых было уже не так много, оставили свою добычу. Скоро китоловная лодка была поднята на борт вместе с находящимися в ней людьми, и мокрые, истощенные, окровавленные индусы свалились на палубу. Экипаж смотрел на них с вполне законным любопытством, между тем как владельцы яхты, передав свое смертоносное оружие боцману, спустились с юта. При виде молодого человека и его подруги, которые так великодушно спасли их от смерти, индусы стали на колени с каким-то особенным благоговением, держа руки в виде чаши над головой. Один из них, имевший вид предводителя, обратился к европейцам на ломаном английском языке и проговорил грубым, прерывающимся от волнения голосом:

– Благодарим Сагиба, который исторг служителей божественного Брамы из пасти чудовищ Хугли и дал им возможность спасти из воды трижды святые останки их уважаемого учителя!.. Благодарим белую красавицу, такую же прекрасную, как богиня Лакшми, такую же белую, как священный лотос!

Капитан яхты и его подруга с любопытством смотрели на оратора, слушали его цветистую речь, не понимая хорошенько, что он хочет сказать. Это был человек неопределенного возраста, худой, как аскет, и притом со странной и ужасной физиономией. Тощий, с сильно натянутыми, выдающимися мускулами, выпятившейся грудью, глазами, которые горели, как угли, он, казалось, воплощал силу и энергию, доходившие до крайних пределов. Молодой человек ответил ему тоже по-английски: