Николай Панов - Черное золото [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII]

Не мечтами эфиромана
Созидается глубь романа,
Не в читальне и кабинете
Созидается поэмы глубь —
Стих куется в сыпном вагоне,
Стих куется в бреду погони,
В орудийном неверном свете,
На камнях, на полу, в углу!
Современник
Ну, а если…
Автор
Не нужно если!

Если быт Октября избыт,
Будем так же в пружинном кресле
Воспевать позабытый быт?
Если будет звенеть и петься
Про сверкающий взмах трапеций?

Для поэта довольно дела
Кроме пустозвенящих строф;
Первый день революций прожит,
Но внимаем растущей дрожи —
Это дышит седое тело
Притаившихся катастроф!
Видишь: мраком Берлин окутан?
Видишь: тонет в крови Калькутта?
Пробужденных миллионов руки
Подымаются ввысь уже —
Посмотри — сквозь моря и реки,
Сквозь газетных известий строки,
Сквозь рифмованных мыслей муки,
Прозреваю большой сюжет!
Я читаю статью в газете,
А из тины рутинных строк
Вырастают стальные сети
Убегающих вдаль дорог;
Там десятками молний вспорот
Виснет мрак. Создается город,
Утопают в бездонной выси
Освещенные этажи. —
Там театры, кафе, конторы,
Там покорно несут моторы
Розоватые блики лысин
И тройных подбородков жир!
А в провалах глухих предместий
Громыхает глухая весть —
— Вы готовы к борьбе и мести?
— Мы готовы — борьба и месть!
Это брат обретает брата,
Это в темную толщу толп,
Истерично кричит оратор,
Взгромоздясь на трехногий стол…

Этот город заразней сапа!
Этот город страшней чумы!
Это тот буржуазный запад,
На который молились мы!

Хватит. Чувства да будут немы
Пред лицом авантюрной темы
Сердце творческий жар берет:
Я стою на краю поэмы,
Я стою на краю поэмы,
Я стою на краю поэмы,
И готовлюсь шагнуть вперед!

Попытайся, попробуй, смерь
Те места, где таится смерть —
Смерть таится в стальной тесьме,
Смерть таится в простом письме —
В громе боя, в азарте драк
Мы охотно встречаем смерть.
Но лишь сильный умеет сметь
Хладнокровно идти во мрак!
Взбег по лестнице. Дверь. Нажим.
— Кто стучится? — Товарищ Джим!
Этой двери судьбу доверь…
Дверь. Передняя. Снова дверь…
Утомленная тьма спала
Обернувшись в дрожащий круг
У мерцающего стола
С вереницей голов и рук.
Подошел. Наклонился. Сел.
Свет фонарный скользнул дрожа
По сомкнувшейся полосе,
По оружью и чертежам.
Колыхалось кольцо голов,
Шелестели обрывки слов:
— «Ты устал?» — «Не разину рта!»
— «Приготовил седьмой квартал!»
— «Был сегодня районах в ста!»
— «Целый город готов восстать!»
— «Все ли в сборе?» — «О’Кэрри пал,
Был застрелен, кончая речь!
Полисмены закрыли зал,
Но убийца успел утечь!»
…В сером блеске сверкнувших дул
Председатель откинул стул.

Как разросшееся растение,
Как оформленная скала,
Он качался широкой тенью
У мерцающего стола.
Говорил: — «Мы взнуздали массу!»
Говорил: — «Мы сильны. Пора
Передать рабочему классу
Государственный аппарат!
Из таких вот сырых каморок
Мы прольемся как серный дождь
На сверкающую Гоморру…
Но чтоб во время сдвинуть гору
Нужен опытный, смелый вождь.
Только знанье ведет к победе!
Изученье. Расчет. Тренаж.
Я писал в Коминтерн. К нам едет
Тот, кто натиск направит наш!
Цепью сыщицких, цепких стай нас
Окружил проклятый режим!
Нужно встретить товарища тайно,
Одному. Ставлю Джима Фертайна.
Вы согласны?… Товарищ Джим!
У него из-под сумрачной кепки
Синих глаз раскаленный жар,
Подбородок, широкий и крепкий,
Окружает зеленый шарф.
Он сойдет на Восточном вокзале,
Где людьми и вещами сочась,
Весь перрон электричеством залит —
Под часами, в центральном зале
Он с тобой повстречается в час.
Так иди же, исполни заданье.
Переходим к повестке. Без лишних фраз».