Трофим Борисов - Портартурцы

— Вам приказано следовать к деревне Наньгуалин. Не загромождайте особенно дорогу, — передавал ординарец распоряжение генерала.

— Значит, позиция оставлена! — воскликнули офицеры батареи.

Сердце Подковина сжалось, по телу пробежала дрожь. Он приподнялся на стременах и напряг слух.

— Полк отходит. Решено придвинуться к Артуру.

— А город Дальний? — громко, с тревогой спросил Карамышев.

— Будет оставлен сегодня ночью.

Подковин подъехал к Карамышеву.

— А, это ты, — произнес поручик, увидев Подковина. — На сей раз отставить. Возвращайся к своему лафету.

— Батарея, марш за мной! — скомандовал Лапэров.

— Первая полубатарея, марш за мной! — скомандовал капитан Мехметинский.

— Вторая полубатарея, марш за мной! — скомандовал штабс-капитан Ясенский.

Младшие офицеры подхватили команду. По каменному грунту загромыхали орудия, сытые лошади, вытащив их на проселочную дорогу, круто повернули в сторону Порт-Артура.

Дорога шла по скалистому склону. Местами на ней выступали острые углы. На каждом повороте Подковин видел всю батарею. Когда она почему-либо останавливалась, из лощины доносился глухой шум передвигающейся пехоты.

И вдруг над головами просвистели пули, раздалось четыре настойчивых залпа, заработал пулемет.

Батарея рванулась и помчалась. Грохот усилился. Подковин еле держался на скользком сидении. Лошади храпели. На каждом крутом повороте передок резко наклонялся.

— Взвод, стой! — раздалась команда старшего фейерверкера.

Остановку пришлось сделать неожиданно. Упряжки забежали одна за другую, свернули с дороги. Батарея догнала пехотинский обоз. Его нужно было объехать, и тут получилась заминка. Как только лафет остановился, Подковин соскочил, чтобы направить постромки и вывести лошадей на дорогу. Только он успел привести все в порядок, как раздалась новая команда:

— Взвод, вперед!

Не проехали и полверсты, опять остановка. Снова сгрудились лошади следовавших впереди упряжек. Запасной лафет остановился на каменистом взлобке. Передок лафета вздыбился. Подковин осмотрел постромки. Батарея снова двинулась вперед, но лафет не тронулся, хотя лошади дернули со всей силой.

Слева продолжали стрелять. Из полумрака ночи до слуха ездовых и Подковина докатилось: «Кавалерия». Ездовые стегали лошадей, а Подковин возился у сцепления передка с хоботом лафета. Ощупав рукой под передком, он понял, что сошник врезался в трещину скалы.

— Что ты там ищешь? — кричали Подковину ездовые.

— Сошник за камень задел.

Просвистели пули и ударились немного сзади в гору.

— Отстегивай постромки! Вскакивай на лошадь!

Кони рвались и ржали. Петли постромок плотно облегали вальки, болтавшиеся из стороны в сторону.

— Руби постромки!

Подковин выхватил шашку и ударил ею несколько раз по твердой просмоленной веревке. Тупое неотточенное лезвие оставило на постромках еле заметные царапины. Тихону вдруг стало стыдно за проявленное малодушие.

— Слезайте, отцепим! Сзади нас батальоны солдат. Что скажут, если мы без лафета с порубленными постромками приедем. Судить будут!

Усилия трех человек оказались напрасными — сошник засел крепко.

— Поликарпов! Отстегивай свою пару и веди ее к задку! — крикнул один из ездовых.

Справа над горой поднялась луна. Подковин услышал мерные шаги пехотинцев и, оглянувшись, увидел отсвечивавшие штыки винтовок.

— Поликарпов, ворочай дышло влево, а вы, братцы, — обратился Подковин к подошедшим пехотинцам, — весь лафет приподнимите и колесами тоже влево.

Прием удался. Подковин выхватил шворень, и через минуту упряжка спокойно двинулась вперед.

2

Отступающие войска и группы раненых задерживались на станции Наньгуалин. На перроне, тускло светили фонари. Около товарных вагонов толпились раненые. Измученные солдаты не знали, к кому обратиться за помощью.

Корреспондент газеты «Новый край» Ножин волновался и суетился. Он целый день восхищался батальными картинами. Его умиляли разумные и спокойные ответы первых раненых. Все шло как полагалось: взрывы, беспокоящие неприятельскую пехоту, вступление в бой «Бобра», бегство японцев. Понятно, нет дыма без огня — на позициях лежали убитые. Но днем все шло стройно, последовательно, словно по расписанию. А вот здесь был полный хаос и невыразимый ужас. Корреспондент, готовый помочь несчастным раненым, бегал по путям в поисках врача. Он нашел его разговаривающим с пехотным офицером.

— Господин доктор, что вы от меня бегаете? — хрипло говорил капитан.

— Ах, боже мой! Да что вам надо?

— В вагоне раненые нашего полка, им следует раздать винтовки.

— Что за кошмар! — воскликнул доктор. — Да разве этого нельзя сделать завтра, потом, когда люди будут годны для дальнейшей боевой деятельности?

— Откладывать нельзя, так приказано.

Ножин вспыхнул и, задыхаясь, проговорил:

— Как вам не стыдно, капитан, отрывать доктора от его прямой обязанности. Там, на злосчастной позиции, брошены не только винтовки, а и пушки… Отстаньте!

Доктор долго жал руку выручившему его незнакомцу.

— Пройдитесь по вагонам, захватите две-три фляжки воды. Если кому-нибудь понадобится срочная помощь, сообщите.

Ножин с большим трудом вскарабкался в ближайший вагон. Свеча в фонаре, — висевшем на стенке, светила тускло. Весь пол вагона был закрыт лежащими людьми.

«Какой тяжелый запах», — подумал Ножин. Присмотревшись, он увидел: шинели, сапоги, котелки, мундиры, головы, руки. Все это было перемешано.

— Пить хочу-у-у… — услышал корреспондент. Из кучи тел протянулись две дрожащие руки. Свет фонаря падал на лицо солдата, особенно отчетливо отражался в его широко открытых глазах.

Ножин наклонился и сунул в протянутые руки фляжку. Секунду-две фляга качалась в руках солдата, затем упала на пол. Глаза несчастного померкли, голова упала на грудь и стала медленно поворачиваться влево, пока не коснулась щекою грязных сапог лежавшего рядом солдата. Послышался стон:

— Ой, холодно!..

Корреспондент хотел укрыть раненого его же распахнувшейся шинелью, но она была придавлена мертвым солдатом. Вопль затих.

В глубине вагона лежал солдат с широко открытым ртом. Ножину показалось, что губы его шевелятся. Перешагнув через раненых, корреспондент наклонился над солдатом и влил между зубов немного влаги. Вода вылилась обратно…

О том, что в вагоне, вперемешку с тяжелоранеными лежало много трупов, никто не знал до самого Артура.

3

Войска, расположенные около станции, за всю ночь не услышали ни одного тревожного звука. Враг или устал, или упивался своей победой. А может быть, просто боялся засады со стороны русских: маршал Ояма вел дело очень осторожно. Японцы уже знали, что на Киньчжоу сражался один полк, а позиция была укреплена старыми бросовыми пушками. Естественно, они подумали о подготовке генералом Фоком ожесточенной контратаки. И, по словам побывавших в плену русских офицеров, успех мог бы быть колоссальным, если бы встречное наступление осуществилось. Неприятель еще в полдень расстрелял все снаряды.