Трофим Борисов - Портартурцы

Слуга сложил серебро в буфет и затворил дверцы.

Валя постучала в комнату отца.

— Папа, вставай! Разве не слышишь — бомбардировка. Слуги на ногах, хотя еще только половина шестого.

Валя умолчала о поведении китайца. Она решила, что будет следить за ним одна.

— Сегодня мы будем есть немного раньше. Разбуди повара и приготовьте завтрак, — сказала Валя китайцу, когда он принес ей ботинки.

Канонада разрасталась, бой развернулся вовсю. Во время завтрака Иновы услышали резкий залп.

— Узнай по телефону, что это за выстрелы, — попросила Инова мужа.

Модест Владимирович позвонил градоначальнику Сахарову:

— У телефона Инов, Это вы, ваше высокоблагородие? Слышим. Неужели? Эти резкие выстрелы наши? Канонерка «Бобр»? Ну, слава богу! С горы, говорите, прекрасное зрелище? Надо сходить.

Валя, прислушиваясь к телефонному разговору, смотрела только па китайца. При упоминании о «Бобре» лицо его изменилось, он рванулся, хотел, видимо, выйти, но сдержался.

«Значит, «Бобр» для него неожиданность», — подумала девушка.

После завтрака Инов с дочерью поднялись на ближайшую высоту, которая была уже усыпана русскими и китайцами. В самой гуще вертелся и маленький бой Иновых. Увидев хозяев, он скрылся в толпе. Левее вершины Самсона поднималось в небо грязное облако. Слышны были залпы нескольких сот полевых орудий. Эти залпы то и дело смешивались с выстрелами морских орудий.

Валя вернулась домой к обеду. Китаец был в большом смущении. Маленький слуга Миша куда-то бегал по приказанию Василия. Девушка продолжала следить за ними. Обед прошел оживленно. Канонада утихла. У Иновых обедал личный секретарь градоначальника. Он смотрел на Валю и говорил без умолку.

— Японцы пускаются на всякие хитрости. Очень отличилась вторая полевая батарея.

Валя вздрогнула, но, скрыв смущение, спросила поручика:

— Вторая батарея, говорите, а она не Забайкальского дивизиона?

— Нет, четвертой артиллерийской бригады. Полмесяца тому назад она мирно квартировала около водокачки. Поручик Карамышев рассказывал, что они на Квантуй прибыли прямо из Нерчинска.

— Вторая батарея из Нерчинска! — воскликнула, покраснев, Валя.

Отец и мать удивленно посмотрели на дочь. Девушка заставила себя успокоиться.

«Боже мой», — подумала она. — Тихон был здесь рядом, а я его не видела».

Модеста Владимировича вызвали по телефону в банк. Вслед за ним вышла и Серафима Прокопьевна. Поручик и Валя остались один.

— Почему вы не познакомили меня с милейшим Карамышевым, который прибыл сюда со второй батареей? — спросила девушка.

Поручик опустил голову,

— Я понимаю так, что вы уже с ним давно знакомы и по случайности вами упущена встреча?

Валя подала собеседнику руку, с участием заглянула в глаза:

— Вам следовало бы бытьтам, где льется кровь… и даже мне, хотя бы в качестве санитарки.

Поручик порывисто произнес:

— Сейчас же-все разузнаю о второй батарее.

Распростившись, он ушел.

Валя подумала:

«Как неожиданно все получилось. И удачно, Всеволод Григорьевич будет думать, что его соперник — тоже офицер. И никто, кроме меня, здесь на Квантуне не взгрустнет о бедном солдате Тихоне». На ресницах у девушки заблестели слезы.

К вечеру пушечные залпы уже не казались такими резкими и назойливыми. Жители города успокоились. Валя побывала на площади. Возвратившись домой, она не нашла в буфете серебра и лучших фаянсовых и хрустальных сервизов.

— Мама! — крикнула девушка.

Из гостиной вышел мальчик.

— Где Василий?

— Моя не знай… Мадама, — шепотом обратился мальчик к Вале, — надо ходи скоро, скоро в Артур надо ходи. Сегодня надо ходи.

Указывая на изящные туфли своей хозяйки, мальчик продолжал:

— Надо сынимай, ходи не могу, а это вот ваша надевай.

Миша поставил около ног Вали пару дорожных ботинок.

— Что ты делаешь, что говоришь, я не пойму.

— Железная дорога ломай. Японцы Киньчжоу бери… Скорей, скорей! Моя лошака сюда таскай.

Мальчик убежал. Валя отворила дверь спальни. Серафима Прокопьевна спала.

— Мама, вставай, — сказала дочь и закашляла, чтобы не разрыдаться. — Нам ехать надо.

— Куда?

— Миша говорит — в Артур.

Со двора послышалось щелканье бича и стук колес.

— Неужели?! — воскликнула Серафима Прокопьевна.

— Да, мама. Китайцы не ошибутся. Одевайся, а я позвоню папе. Надень вот эти дорожные ботинки.

В банке шло совещание, и никто из участников его не знал о событиях, развернувшихся к вечеру тринадцатого мая. Когда Модест Владимирович приложил к уху трубку телефона, он побледнел, руки его затряслись.

— Да говори же толком, куда нужно сейчас ехать? В Артур? Василий скрылся, подводы уже во дворе, Миша привел?.. Ничего не пойму… Позиция сдана?.. Ерунда. Китайцы знают, говоришь? Сейчас бегу. — Инов повесил трубку и, обратившись к директору, сказал:

— У меня в квартире происходит что-то невероятное. Узнавайте официально, в чем дело, а я побегу.

— Обождите, Модест Владимирович. Раз говорят китайцы, то уж будьте любезны — дело серьезное. Я на всякий случай выдам аванс. Кто знает, куда и как мы попадем. Остальную наличность сдам градоначальнику или попрошу у него конвой.

Было 6 часов 30 минут вечера. Модест Владимирович увидел в передней своей квартиры чемоданы. Тут же стояла небольшая корзинка с провизией. Мать и дочь сидели в гостиной, одетые по-дорожному.

Серафима Прокопьевна упала на грудь мужу:

— Ехать скорее, ехать! Они знают.

— Кто — они?

— Да китайцы.

— Знать-то они знают. А серебро стянули… Остальные вещи все в порядке?

— Ты сам знаешь, что чемоданы еще не открывались с апреля, когда мы пытались выехать на север по железной дороге.

— А все они — сундуки и чемоданы?

Модест Владимирович выбежал в переднюю и вернулся оттуда с покрасневшим лицом:

— Сундука с меховыми вещами, в котором лежит твое соболье манто, нет.

Серафима Прокопьевна закусила губу и упала в кресло.

— Папа! — громко сказала Валя.

Инов виновато провел левой рукой за ухом:

— В самом деле, что это я? Гибнет город, а — я о каком-то манто шум поднял.

Инов решил взять на дорогу побольше консервов и вина. Он спустился в кухню, откуда был ход в погреб. На полу хрустела солома. Модест Владимирович зажег свечку. Кухонная посуда с полок исчезла, дверь в погреб была открыта, из подвала тянуло запахом коньяка. Опустившись вниз, Инов воскликнул:

— Вот хунхузы! Но когда это они успели все спровадить?.

Между тем Миша суетился около повозок, укладывая на них чемоданы. По его приказанию грузчики-китайцы входили в столовую и прихожую, чтобы вынести все, на что им указывал мальчик. Было без четверги восемь вечера. Инов звонил куда-то по телефону, но добиться ничего не мог.