Трофим Борисов - Портартурцы

К Иновым пришли сотрудник газеты «Новый край» Василий Семенович Пылов и лейтенант Вячеслав Иванович Добрушин, раненный в морском бою 28 июля.

— Здравствуйте, Серафима Прокопьевна. А мы зашли к вам покалякать. Что-то страшно скучно жить стало.

Серафима Прокопьевна обрадовалась гостям.

— На днях меня порадовала одна картинка, — рассказывал Пылов. — Иду это я по Торговой улице. Солнышко светит и греет. Чудный осенний праздничный день. А там в ясном воздухе гудят снаряды. Около отрядной церкви на двух извозчиках — три унтер-офицера и две женщины с ребенком. Это, оказывается, крестины… Жизнь идет своим обычным порядком: там — умирают, а здесь — родятся. Новый гражданин получил свое имя под грохот орудий и гул летающих снарядов… Смерть витает над ними, а под ее зловещими крыльями бьется жизнь.

— А как, большие бомбы далеко падают от вас? — спросила Инова.

— Вчера до одиннадцати часов вечера была полная тишина. Думали, ночь пройдет спокойно. Напрасные мечты. Раздалось шипение японского снаряда, ночью оно кажется страшнее. Словно какая-то исполинская змея кидается прямо на тебя, и только после того как снаряд грохнется на землю, сердце начинает биться нормально… Слава богу — этот мимо…

— Страшные вещи вы рассказываете. По-моему, полет снарядов своим гулом совершенно не напоминает шипение змеи, — сказал лейтенант.

— Расскажите, Вячеслав Иванович! — обратилась хозяйка к Добрушину.

— Во время боя, да еще жаркого, не замечаешь интонаций снарядов. У каждого матроса и офицера свое боевое задание, и они всецело заняты выполнением его. В бою слишком много снарядов падает около действующих лиц, не причиняя вреда, и создается впечатление, что ты работаешь в заводе, где, как вам известно, удары тысячепудового парового молота и грохот станков работающие воспринимают как необходимые звуки на протяжении трудового дня.

— Это вы правильно сказали, Вячеслав Иванович, — заметил Пылов. — Но времена наступают все ужаснее и ужаснее. Механизмы японцев действуют точно. Прямо не знаешь, куда деваться от металла. Раньше, бывало, залезут обыватели в блиндаж и успокоятся. Шутки, анекдоты. А теперь женщин обуял неописуемый страх: они трясутся, слышно, как у них стучат зубы… пахнет валерьяновыми каплями. И мужчины перетрусили… Все сознают, что блиндаж, прекрасно оберегавший от шестидюймовых снарядов, не устоит под ударом сверхбомбы. В прошлую ночь никто не остался дома, все сгрудились в подземном помещении… хотя, собственно, глупо прятаться. При попадании будет больше жертв…

— Куропаткин выручит, — засмеялся лейтенант.

— С ним что-то неладно. По китайским слухам, он отступает и отступает.

— Заманивает, — процедил сквозь зубы. Вячеслав Иванович.

— А мы-то его ждем? — вздохнула Серафима Прокопьевна. — Как-то была буря. Молнии смешивались со вспышками орудийных выстрелов, а грохот орудий — с раскатами грома. Спавший на дворе мальчуган наших соседей подбежал к двери и закричал: «Мама, буди папу — Куропаткин идет».

Вошел Инов.

— Ну как ты, мой дружинник? — улыбаясь, спросила Серафима Прокопьевна.

— Досталось нам сегодня от Стесселя… Вот хам! Какая мерзкая туша!

Гости и жена удивленно посмотрели на Инова.

— Копаем мы сегодня ход сообщения через дамбу в Новый город. Работаем усердно, не оглядываясь, чтобы скорее кончить опасное поручение. Вдруг слышим: «Сволочи, прохвосты, пьяницы, кто у вас распоряжается?» Старший вышел вперед. «Почему честь не отдаете?» — «Виноват, ваше превосходительство, работали и не заметили». — «Самовольничать? Я вас пороть буду без устали!»

Инов вздохнул:

— Свиноподобное ничтожество. Люди работают, гибнут, а он, объевшись поросятины, с жиру бесится.

— Можно? — в дверь постучались. Вошли новые гости: доверенный фирмы «Чурин и К°» и служащий банка.

— А вот еще наши дружинники, — сказал, улыбаясь, Инов.

— Слышали? Иностранные корреспонденты были японскими шпионами, а Стессель и Стесселиха угостили их шикарным обедом, — начал рассказывать доверенный.

— А затем их водили по крепости, потом отпустили… Вот какие у нас разини! — вставил служащий банка.

— В чем дело? Я что-то слабо об этом наслышана, —сказала хозяйка.

— Случай очень интересный, — начал Пылов. — Чете Стесселей нужна всемирная реклама, вот они и ухватились за иностранных гостей. В первой половине сентября на рейд, в вельботе под французским флагом, приплыли два человека. На «Пересвете» их накормили, а затем направили под конвоем в штаб крепости. Прослышав об этом, Стессель послал адъютанта, который и увел их к нему на квартиру. Между прочим, они привезли ужасающую весть! Куропаткин разбит у Ляояна и отступил к Мукдену.

— Не может этого быть! — воскликнул доверенный.

— Ложь, ложь, ложь! Панику нагоняют, — поддержал его служащий банка.

Лейтенант сидел понурив голову. Вошла Валя. Поздоровавшись, Пылов продолжал:

— Теперь напрашивается вопрос — что это за корреспонденты и как они прибыли в Артур? Кто их знает?.. Прибыли на парусном вельботе из Чифу… Не спустили ли их японцы с крейсера или миноносца?.. Пусть-де разведают, чем мы тут дышим… На море было порядочное волнение, а они вдруг явились на вельботе… Очень, и очень подозрительно… Но Стессель полон любезности к ним. Он поручил адъютанту штаба, кажется, штабс-капитану Колесникову, знающему иностранные языки, показать иностранцам город. Что-то невероятное! Уважаемый всеми мсье Тардан уверяет, что один из них несомненно француз. Но этого слишком мало, чтобы им доверять! На другой день у генерала Стееселя чествовали иностранцев богатым ужином. Все это, конечно, для того, чтобы те возвестили всему миру приятные, рекламирующие Стесселя, известия. Всего интереснее то обстоятельство, что корреспонденты вечером шествовали на ужин в сопровождении вновь испеченного флигель-адъютанта полковника Семенова.

В разгар пиршества к Стесселю приехал комендант крепости. Его любезно пригласили к столу, но он заявил Стесселю, что этих господ следует не чествовать ужином, а арестовать. Услышав такое заявление генерала Смирнова, Стессель схватился за голову и решил немедленно замазать ошибку. Вот его экстренный приказ № 663:

«Вчера, 15 сентября, в Артур из Чифу прибыли два корреспондента иностранных газет — французский и немецкий. Были они спущены на берег в порту без тщательного осмотра бумаг. У них имеются консульские удостоверения, но нет официального разрешения из штаба армии быть военными корреспондентами. Прибыли они, разумеется, чтобы пронюхать, каково настроение в Артуре, так как в одной газете пишут, что мы уже землю едим, в другой, что у нас музыка играет и мы ни в чем не нуждаемся. Продержав их сутки при штабе корпуса под надзором офицера, я предписал начальнику штаба произвести осмотр бумаг их, так как они прибыли без вещей, а затем немедленно выселить из крепости, так как я не имею данных разрешить им пребывание здесь: и без того в иностранных газетах печатается всякий вздор, начиная от взятия Порт-Артура и до отступления генерал-адъютанта Куропаткина чуть ли не до Харбина. А ведь у нас известно, как делается: мы первые всякой газете верим, будь там написан хотя видимый для всех вздор, например, что Куропаткин отошел куда-то, а когда посмотришь это расстояние, то видно, что надо в два дня сделать 150 верст. Но наши умники все-таки верят, потому — в газете написано, да еще в иностранной. Впредь прошу портовое начальство отнюдь никого не спускать на берег без разрешения коменданта крепости или, разумеется, моего, и без тщательного осмотра документов. Коменданту же предлагаю организовать это дело».