Игорь Саврасов - Мальтийское эхо

— Отлично. Я ведь заранее предполагала, что и где искать. И нашла. Но главная удача: конверт с надписью «Секретно. Только для гроссмейстеров». На конверте изображение змеи и перевернутого креста. Сургучная печать нарушена, неумело склеена. Я тоже умею делать этот фокус: темно-коричневая губная помада, лак для ногтей и чуть фантазии… Конверт оказался пустым! Может быть, письмо забрали в Рим, в спецархив, может, «стырил» этот английский «шпион». Может, Гомпеш. Но ведь содержимое мы и так с тобой понимаем. Но вот где искать часть Пергамента и Укладку ? Сколько раз их могли перепрятать. Точно все эти подробности никогда не установить. Но у меня есть три основные версии теперешней «захоронки». Послезавтра в Рабате проверим первую!

— А что я бы мог увидеть в этом Посольстве?

— Да ничего нового, думаю. Максимум то, что и в Соборе — приведение Укладки с выползающей змеей.

— Это же здорово! Я бы более внимательно все рассмотрел!

— Ты мальчишка! Это крайне опасно! Это дух Сатаны!

— А я бы тросточкой туда-сюда разруливал ситуацию, — упрямился Андрей.

Ему нравилось, что эта красивая женщина тревожится о нем.

— Глупости! — оборвала его Вера, — зачем рисковать с мизерными шансами? Интересовал меня в Посольстве тот лабиринт подземных ходов, которым издревле располагали рыцари. Один из них доходил до форта Сент-Эльмо. Знакомые дипломаты, бывавшие там, рассказывали мне, что дух, идущий от холодных стен, будит в посетителе ощущение судьбы, рока. Глубочайшей тайны веков. Они будто воочию видели рыцарей в доспехах, в полном вооружении, на конях, поднимающихся из коридора в галерею, уходящую вверх. Другие рыцари также колонной один вслед другому спускались вниз в лабиринты… И копыта цокали по камням… И было слышно Время!

Заметно было, что женщина устала. Столько новостей, впечатлений.

— Экие чувствительные дипломаты, — улыбнулся Андрей. Он тоже притомился и зевнул невежливо, но очень вдохновенно.

— Да, один из них весьма прочувственно два года назад сказал мне в запале: «Давай поженимся…», — а затем, подумав, — в крайнем случае, созвонимся».

— Очень дипломатично. И как?

— Ни того, ни другого, — она залпом опорожнила полный бокал ликера, смешанного напополам с вином.

Следующий день следопыты провели в библиотеке. Андрей Петрович уважительно отметил как организована работа Веры Яновны. Четко, с продуманным до мелочей планом и на полном автоматизме действий. Правда, скрытая система этого плана была понятна лишь этой удивительной женщине. В фонд библиотеки она отдала свою книгу. В ответ ей любезно разрешили фотографировать те архивные материалы, что она попросила. Эти несколько томов касались периода 1797–1805 годов.

Сначала Вера сама просматривала документы, некоторые из них молча передавала Андрею и тот делал с них снимки. Иногда ногтем указательного пальца она аккуратно подчеркивала особо важную строчку или абзац. Кое-что мужчина успевал прочесть. Его не смущал полууставный или уставный язык дипломатической, официальной переписки стиля 18 века. Но он с сожалением отметил для себя, что он-то привык к русским и немного английским текстам, а здесь большинство материалов было на других языках.

На протяжении всех семи часов Вера и Андрей не обменялись и пятью десятками слов. Даже во время краткого двадцатиминутного перерыва на скромный обед в библиотечной столовой женщина была молчалива и задумчива, а мужчина не решался мешать ее раздумьям каким-либо разговором. Лишь в те минуты, когда Вера Яновна делала во время просмотров архивов паузы, чтобы записать что-то в свой блокнот, Андрей Петрович бросал любопытные взгляды на ее профиль, чувствуя, как эта молодая женщина становится ближе, как приятно ему смотреть на характерные подрагивания крыльев её носика и губ, как на секунду вспыхивали глаза Снежной Королевы. А может, без «с» — Нежной Королевы?

В 17:00 парочка вышла из библиотеки и, выпив по чашечке кофе на улице Св. Марка, направилась в сторону Бастиона Св. Андрея. По пути они рассчитывали хотя бы на час попасть в музей изящных искусств. У неё раздался звонок на сотовом. Тревожный взгляд, что она бросила на Андрея, выдал ее мысли: хоть бы не Ричард. Но мигом просветлевшее лицо и восклицание «Привет, бабуля» успокоили мужчину, и он вежливо отошел в сторонку, не мешая разговору. Пару раз, лукаво улыбаясь, она взглянула на Андрея и нарочито громко произнесла: «Вот он здесь рядом, мы гуляем. С ним все в порядке. И Иришка звонила. Всё хорошо. Отдыхает в Италии».

В музей они все-таки опоздали. Им удалось лишь посидеть на скамье во внутреннем дворике музея. Типичный закрытый атриум, внутренний двор древнеримского палаццо. Нетипичным было лишь то, что перед ними была расположена скульптура Чехова! В человеческий рост, сидящий в наглухо застегнутой шинели, с мертвой чайкой в руке.

У Андрея защемило сердце: кусочек России, и где, в такой дали, в совершенно неожиданном месте! Лицо Чехова, по обыкновению, грустное. Таким стало и лицо Андрея Петровича. Эта милая усадьба, и Мария Родиславовна, тоже грустная. Но не лицо Чехова притягивало взгляд! Взгляд приковала мертвая чайка…

— Ты чего скис, дорогой мой? Я с тобой разговариваю, а ты не реагируешь… — Вера внимательно посмотрела на мужчину, — тебе привет от бабули. Сердечный. Весьма.

Она продолжала вглядываться в лицо Андрея.

— Да, спасибо.

— Хм, «спасибо». О тебе все больше, между прочим, расспрашивала. Коварный ты тип, фельдмаршал!

— Ерунда, — вновь рассеяно ответил он.

— Нет, нет, давай чуть поболтаем. Любишь ты ускользать от гендерных вопросов.

— Я боюсь пошлости, нечаянной. Как вот он, — мужчина указал на памятник.

Вера не обратила внимания на его слова и продолжила:

— Я понимаю: такие яркие мужчины…

— Я не яркий.

— …интересные и глубокие мужчины должны нравиться, у бабули все перегорело и ты для нее среди лучших образов из памяти. А вот почему у тебя «наглухо застегнута шинель» как у этого Чехова?

— Неправда. Я люблю женщин, — улыбнулся наконец-то Андрей Петрович, — точнее, меня бодрят и вдохновляют их, скажем так, добросердечные проявления в мой адрес.

— Это-то ясно. Всем мужикам не старше ста нравятся молодые женщины, особенно двадцатилетние. Я не об этом…

— Не хитри, «жёнушка». Я понимаю, что тебя интересует. Отвечаю: следуя строгим математическим законам, сорокалетние женщины в два раза привлекательнее для мужчин моего возраста, чем восьмидесятилетние.

— Это ты хитришь! — уже совсем обидчиво проговорила женщина. Хотя, может быть, не обидчиво, а просто капризно, по-женски.

— Ты очень красивая и необыкновенная женщина, — тихо и серьезно сказал мужчина, но тут же лукаво добавил, — тем более: сорок — среднее геометрическое из 20 и 80.