Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Смотрите, Эудальд, — окликнул он священника. — Вот вам и доказательство, чьих это рук дело. Во всем мире существуют лишь два человека, у которых есть подобные амфоры: я и... кое-кто другой. Если вы мне друг, постарайтесь устроить встречу с графиней, когда я вернусь в Барселону; я собираюсь открыть жителям графства глаза на злодейства советника и представить эти осколки как доказательство его преступлений.

— Я сделаю все, о чем вы просите, но повторяю, он опасный противник.

— Если я не сделаю этого ради моей матери, ради Лайи, ради Баруха, я не вправе буду называться мужчиной. Вы мне сказали, что уважаете решение Руфи, потому что у неё своя правда. Так вот, у меня тоже есть своя правда.

— Что ж, поступайте, как знаете.

Марти, пригласив нотариуса, разделил земли своей матери между теми людьми, что на протяжении многих лет делили с ней жизнь, а затем вернулся в Барселону. В сердце его поселились два чувства: любовь к Руфи, в которой он больше не сомневался и решил, что во что бы то ни стало женится на ней; и ненависть к человеку, причинившему ему столько зла: к Бернату Монкузи.

В приемной их никто не ждал. Духовник всемогущей Альмодис сообщил стражнику у дверей, что привел посетителя. Марти никак не мог справиться с нервной дрожью, пробежавшей по спине и охватившей все тело. Эта дрожь охватывала его всякий раз, как он встречался с графиней.

Вскоре боковая дверь приоткрылась, и в дверном проеме показалась внушительная фигура каноника.

— Можете войти, — произнёс он. — Графиня ждёт вас.

Марти поднялся и, взяв со скамьи плащ, последовал за своим покровителем. Пока они шли по узкому коридору в кабинет Альмодис, Эудальд давал ему последние наставления.

— Помните: вы должны говорить по возможности кратко и по существу. Не касайтесь в разговоре каких-либо действий графини, а когда она вас спросит, отвечайте прямо. И разумеется, независимо от того, скажет ли она «да» или «нет», вы ни в коем случае не должны настаивать. И не ведите себя подобострастно, лестью она сыта по горло.

— Не волнуйтесь, это не в моих правилах, ни с графиней, ни с кем-либо еще.

— И если она начнёт расспрашивать, не говорите, что о чём-то узнали от ее шута. Когда мы шли сюда, Дельфин умолял меня молчать. Так что не выдавайте его, иначе мы лишимся весьма ценного союзника.

Вскоре они оказались перед маленькой дверцей, ведущей в кабинет, почти незаметной, поскольку ее закрывал гобелен.

Эудальд вошёл первым; за ним последовал Марти.

Графиня Альмодис отдыхала в окружении своего маленького двора, наслаждаясь звуками цитры, на которой играла Лионор, ее шут забавлялся с левреткой, а донья Бригида и донья Барбара заканчивали партию в шахматы.

Повинуясь лёгкому знаку священника, Марти остановился на почтительном расстоянии, и оба молча дожидались, пока стихнут последние аккорды серенады и Альмодис наконец-то обратит на них внимание.

Но вот цитра смолкла, а графиня, как будто не замечая ожидающих посетителей, заговорила с карликом. Этим приёмом она частенько пользовалась, когда хотела поставить в неловкое положение просителей.

— Дельфин, неужели так трудно оставить в покое собаку, пока я слушаю музыку?

Карлик ответил в свойственной ему ироничной и язвительной манере:

— Скажите это собаке. Это она не желает оставить меня в покое: все пытается кусать меня за ноги и, если я не буду защищаться, загрызёт до смерти. Для вас это, может быть, и комнатная собачка, но для меня, учитывая мои размеры, настоящий волк.

— Хорошо, пусть так, — не стала спорить графиня. — А сейчас я попрошу тебя, моих дам и этого, как ты говоришь, волка оставить меня: мне нужно поговорить наедине с духовником и сеньором Барбани.

Маленький двор послушно удалился. Едва за ними закрылась дверь, как в комнате воцарилось молчание. Графиня, по своему обыкновению, не спешила начинать разговор, чтобы посетители ощутили некоторую робость.

Через несколько минут графиня все же повернулась к ним, словно только сейчас заметила в своей спальне посторонних.

— Какая приятная встреча! — воскликнула она. — Добро пожаловать, сеньор Барбани! Падре Льобет всегда умел преподносить сюрпризы! Что привело вас ко мне на этот раз?

— Я осмелился вас побеспокоить, чтобы воззвать к справедливости, которая рано или поздно сослужит добрую службу графу, — начал Марти.

— Не стоит говорить загадками, — остановила его графиня. — Они мне все равно ничего не говорят, а лишь отнимают время. Будет лучше для всех, если вы сразу перейдете к сути.

Марти мысленно обругал себя за то, что нарушил одно из главных правил, которых Льобет настоятельно советовал ему придерживаться.

— Хорошо, сеньора. При вашем дворе есть люди, которые гораздо больше думают о собственной выгоде, чем о благе Барселоны.

— Ничего нового вы мне не сказали, — с улыбкой произнесла графиня. — Я прекрасно знаю, что у роз есть шипы, а самый спелый плод может оказаться червивым.

— Весьма подходящее сравнение. Но что, если человек, о котором я говорю, слишком близкая к графу персона? Тем не менее, честность и верность не входят в число его достоинств.

Очень медленно, обдумывая каждое слово, Альмодис заговорила.

— При дворе, мой дорогой сеньор, есть верные люди, а есть льстивые царедворцы. И я прекрасно знаю, кто из них действительно мой друг и сторонник, а кого мне приходится терпеть лишь потому, что они своей бессовестной лестью развлекают и отвлекают графа. Кто-то из них вполне приемлем, других я с трудом выношу. Но даже мне приходится быть осторожной в высказываниях: хотя бы потому, что мне не хотелось бы попасть впросак и лишить супруга очередной любимой игрушки. Так что, если у вас действительно есть что сказать, говорите.

Эудальд и Марти понимающе переглянулись.

— Как пожелаете. Смотритель аукционов служит не столько графству, сколько собственному благосостоянию, и не гнушается для этого никакими средствами. Я собираюсь обвинить его в поджоге моего имения, который повлёк за собой гибель моей матери и верного слуги, а также в том, что он довёл до самоубийства свою падчерицу.

Зеленые глаза Альмодис пристально уставились прямо в лицо Марти.

— Это весьма серьёзные обвинения, — произнесла она. — Для того, чтобы огласить их публично, вы должны располагать более чем весомыми доказательствами.

— Это ещё не все, но мне бы не хотелось обременять вас своими проблемами.

— Вы ведь пришли сюда, чтобы поговорить со мной. Так говорите.

— Ну что ж, если вам так хочется знать, я скажу, что он ослепил освобожденную рабыню и отрезал ей язык, на что не имел никакого права, а кроме того, он торгует должностями на рынке, откладывая изрядные суммы себе в карман.