Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Так привезите его сюда поскорее, — пробормотал Марти. — Завтра с утра мне предстоит самое важное дело в жизни.

Манипулос вскочил на коня и в сопровождении троих слуг помчался на берег, где каждый вечер его ожидала шлюпка, чтобы по первому требованию отвезти на корабль. Слуги остались ждать в порту, даже не спешившись. Вскоре быстроходная шлюпка с умелыми гребцами вновь доставила капитана на берег; сегодня гребцы налегали на вёсла вдвое усерднее обычного. В скором времени они уже были у ворот Регомир, где стража их безропотно пропустила: капитанский пропуск Марти Барбани был достаточно весомым документном, и городская стража с ним считалась.

Вернувшись в особняк Марти, они увидели тревожную картину. Состояние раненого значительно ухудшилось. Со лба его градом катился пот, который Омар вытирал влажной салфеткой. Манипулос тут же принялся за дело; ему помогали Жофре, Омар и Андреу Кодина. Прежде всего, он заставил Марти выпить изрядную порцию крепкого вина и вставил между его зубами деревянный брусок; затем трое мужчин крепко взяли его за обе руки, чтобы зафиксировать в нужном положении. Мариона сновала из кухни в гостиную, поднося смоченные в кипятке чистые тряпки. Когда все было готово, грек осторожно расширил края раны. Марти тихо застонал, впившись зубами в брусок, и потерял сознание.

— Так-то лучше, — пробормотал Манипулос, осторожно прикладывая пиявок к краям раны и глядя, как они раздуваются, напитываясь отравленной кровью Марти. Затем он тщательно смазал мазью внутри раны и по краям, наложил шов и перевязал чистой льняной тряпицей.

Закончив работу и полюбовавшись плодами своего труда, он сказал:

— Жар у него не пройдёт ещё несколько дней, пока не выйдет яд. В первые несколько часов ему станет даже хуже, а потом, если я не ошибаюсь, раз в три или четыре года лихорадка будет возвращаться. В море хватает тварей вроде медуз, скатов и мурен, которые вырабатывают подобный яд.

— Как вы думаете, каким ядом его отравили? — спросил Омар.

На этот раз ответил Жофре.

— Во многих местах жители добывают яд из пауков и скорпионов и смазывают им наконечники стрел; я уверен, нож был смазан похожим ядом. У нас в Испании тоже водится ядовитый паук под названием «чёрная вдова». Яд этого паука может привести к самым печальным последствиям. Мне рассказывал о нем Эудальд; когда он был солдатом, ему доводилось встречаться с этими пауками.

Голос Марти прозвучал еле слышно.

— Дайте мне отдохнуть, друзья. Если я не умру этой ночью, завтра с утра я должен быть в городской ратуше. Дело не терпит отлагательств...

Марти занял свидетельское место и ответил на вопрос секретаря:

— Уважаемые сеньоры судьи, сиятельнейшие советники, прошу простить мне опоздание. Сегодня на рассвете на меня напали и ранили у дверей Пиа-Альмонии. Человек, чья рука нанесла мне эту рану, ныне пребывает в ином мире, а тот, по чьему наущению он это сделал, я уверен, уже давно находится на пути к собственной гибели.

Слова гражданина Барбани были встречены возмущенным шумом. Все взгляды теперь были прикованы к казначею. Тот побледнел и изумленно вытаращил глаза, он явно не ожидал увидеть здесь Марти и услышать эти слова. Тем не менее, ему удалось взять себя в руки и сделать вид, будто случившееся не имеет к нему никакого отношения.

Судья Фредерик Фортуни поднялся и, ударив молотком по столу, потребовал тишины.

— Итак, мы открываем слушание, — объявил он. — Прошу всех встать перед лицом высокородных графа и графини Барселоны, Жироны и Осоны, Рамона Беренгера и Альмодис де ла Марш!

Множество каблуков застучало по деревянным ступеням трибун.

Когда все присутствующие поднялись и обнажили головы, в зал торжественно и величаво вошла графская чета и проследовала к своим тронам. Рамон Беренгер был в алой тунике с золотым шитьем, карминного цвета чулках и мантии, отороченной горностаем. На голове у него сияла графская корона с верхом из красного бархата. Альмодис блистала в изумрудно-зеленом платье с жемчужно-серыми рукавами и серебристым поясом, который охватывал ее бедра, подчеркивая великолепную фигуру. Ее голову также украшала графская корона, зубцы которой венчали маленькие жемчужины. Устроившись на троне, граф слегка кивнул головой, разрешая открыть litis honoris.

Судья Фортуни продолжил:

— Сиятельнейшие и высокочтимые граф и графиня, светлейшие члены курии комитис, высокородные кабальеро, духовные лица и граждане Барселоны! Мы начинаем litis, возбужденный гражданином Марти Барбани против сиятельнейшего Берната Монкузи-и-Палау. Прошу всех занять места и соблюдать тишину.

Под шуршание юбок и бряцание оружия дворяне, духовенство и простые горожане уселись, и в зале воцарилась полная тишина.

Судья Фредерик Фортуни уступил место Эусебию Видиэйе, исполнявшему обязанности секретаря, и тот, устроившись за судейским столом, взял слово.

— Встаньте и займите свидетельское место, — потребовал он.

Марти поднялся и направился к кафедре.

— Имейте в виду, истец, что по правилам, определяющим этот вид разбирательств, может быть затронута лишь честь участников, однако их не судят по общим законам графства. Лишь в том случае, если одна из сторон позволит себе лжесвидетельство, граф вправе вынести приговор. Мы здесь для того, чтобы советовать и направлять, а не судить. Свидетели же имеют право лишь подтверждать факты, но не намерения участников.

После этих слов судья вызвал обоих противников, чтобы они в присутствии епископа произнесли слова присяги.

Епископ вошел в зал через дальний вход в сопровождении старшего нотариуса Гийема де Вальдерибеса; медленно и торжественно он направился в сторону судебного стола, держа в правой руке распятие, а в левой — Библию.

Секретарь тем временем вызвал обоих противников. Они поднялись с кресел и направились к свидетельским местам.

Теперь к публике обратился Гийем де Вальдерибес. Многие из присутствующих не знали правил этой церемонии.

— Уважаемые сеньоры, это litis honoris. Прежде всего, оба почтенных гражданина принесут клятву говорить только правду, и с этой минуты любая сказанная ими ложь будет считаться преступлением. Это единственная форма судебного разбирательства, возможная в данном случае, поскольку граждане Барселоны, если они не принадлежат к дворянскому сословию, не имеют права возбуждать судебных дел против графских служащих. Я, как главный нотариус, объявляю слушание открытым и, если один из них будет признан лишенным чести, граф лично присудит ему наказание.

После этих слов он вызвал Берната Монкузи, и тот, напыщенный и самодовольный, приблизился к столу.