Альфред де Бре - Кровь баронов

—　Этот ключ у Освальда,　— вскричал сенешаль.

—　Освальд ушел из замка в эту калитку, сказав, что вы послали его к осаждающим.

—　О негодяй! Это он изменил нам… Где мои нарукавники… Паж, скажи Вейлеру, чтобы заложили выход и сломали дверь у оружейной залы… Чтобы стрельцы заняли бойницы, пока пищальникам достанут ружья. Раненый стрелок вошел в ту самую минуту, когда паж выходил.

—　Что еще за напасть?　— спросил сенешаль, застегивая нарукавники.

—　Ваше сиятельство,　— сказал стрелок,　— рейтары барона Штейнфельда захватили башню и стреляют по нашим войскам… Ганс и Фриц убиты. Рыцари Ове и Штурмфедер также. Черная шайка ворвалась за ограду… Замок атакован со всех сторон.

—　Подайте шлем! Перчатки!　— закричал сенешаль вне себя от бешенства.

—　Рыцарь,　— сказал он, грозя кулаком Флориану,　— вы не будете наслаждаться успехом вашего заговора, хотя бы мне пришлось самому заколоть вас. Зебальд и ты, стрелок,　— продолжал он обращаясь к своем оруженосцу и другому воину,　— встаньте у этой двери и наблюдайте за этим пленником, за этим подлым изменником… Если бы он вздумал бежать, убейте его, как собаку. За живого, как и за мертвого, ты отвечаешь мне головой, Зебальд.

—　Как только графиня уйдет отсюда, заколи этого человека,　— прибавил он тихо, беря шлем из рук оруженосца.　— Да хранит вас Бог, графиня,　— сказал он громко. Он вышел почти бегом.

—　Всемогущий Бог, сжалься над нами!　— прошептала графиня, поднимая глаза и руки к небу.　— Спаси нас, спаси моего мужа!

—　Маргарита,　— сказал Флориан, бросаясь к графине,　— позвольте мне объяснить вам…

—　О, я ненавижу вас, я презираю вас!　— вскричала она с отчаянием.

—　Горе делает вас несправедливой, Маргарита,　— возразил он грустно, но без горечи,　— граф в безопасности между моими верными ландскнехтами. Чтобы ни случилось со мной, они имеют повеление беречь его жизнь и освободить его.

—　О! Правду ли вы говорите?

—　Разве я когда-нибудь обманывал вас, Маргарита? Обмен, который предлагал сенешаль, был просто предательством, придуманном им с Иеклейном. Прочтите письмо Рорбаха, и вы увидите, что я говорю правду. Переговоры, которые неминуемо начались бы при нашем размене, кончились бы ссорой и, оба мы были бы умерщвлены.

—　Как вы узнали все это?　— прошептала графиня, пробегая письмо, поданное ей Флорианом.

—　Мне сказал Освальд, тот солдат, который привел меня сюда, и который не хотел, чтобы убили его бывшего начальника. Пока вы здесь осыпали меня упреками, он нес приказ моим людям спасти, во что бы ни стало, вашего мужа.

—　Простите, Флориан, простите, благородный, великодушный друг,　— вскричала Маргарита, схватив рыцаря за руку,　— я потеряла голову… Простите ли вы мне когда-нибудь мои низкие подозрения?

—　Я прощаю вам,　— коротко ответил Флориан.

—　Вы отворачиваетесь от меня, вы все еще сердитесь на меня,　— сказала Маргарита.

—　Нет,　— отвечал он, обращаясь к ней и вытирая слезу, повисшую на его реснице.　— Нет, клянусь вам, но я хотел скрыть от вас свою слабость, которая заставляет меня краснеть.

—　Презираемый друзьями, лишенный доверия, когда даже те, которым я служу с опасностью для жизни, и те злословят меня, принужденный бороться с ослеплением одних, с дикими страстями других, без сна, не зная отдыха ни телу, ни душе, вот как я провел эти пять месяцев. Однако с того дня, как я оставил вас после смерти моей матери, у меня не вырвалось ни одной жалобы, на избранную мной самим долю; я заранее предвидел ее и примирился со всеми ее невзгодами… Но теперь… здесь… когда и вы сказали, что презираете… ненавидите меня.

—　Флориан!　— прервала Маргарита умоляющим голосом.

—　Слушайте, Маргарита, вероятно сегодня мы видимся в последний раз. Я не хочу умереть, не высказав вам, как велика была моя любовь, которую даже божественный голос свободы не мог заглушить в моем сердце. Если бы не сегодняшние происшествия, вы не поняли бы меня, как не понимает народ, для которого я всем пожертвовал! Я не хотел, чтобы воспоминание обо мне омрачило ваше счастье, которому я сам содействовал.

—　О! Ваши слова терзают мое сердце!　— вскричала молодая женщина, пораженная такой добротой и преданностью.　— У ваших ног я хочу…

—　Встаньте, Маргарита, встаньте,　— сказал он, не допуская графиню преклонить перед ним колени.　— Я дурно делаю, что жалуюсь… мне следовало бы подумать, что вы так огорчены, но у каждого бывают минуты слабости.

В эту минуту вопли и пронзительные крики, сопровождаемые звоном оружия и пальбой пушек, возвестили, что крестьяне проникли в замок. Измена некоторых солдат помогла им овладеть Вейнсбергом.

—　О, Боже мой, Боже!　— вскричала Маргарита,　— Что будет с храбрыми защитниками замка? А муж мой! Лишь бы эта ужасная колдунья или презренный Иеклейн не воспользовались приступом и не…

Она вдруг остановилась, услышав шум шагов нескольких бегущих вооруженных людей.

Дверь стремительно отворилась, и вошел граф Гельфенштейн.

—　Людвиг!

—　Маргарита!

Они бросились друг другу в объятия.

—　Маргарита, моя возлюбленная, моя дорогая жена,　— говорил граф.

—　Людвиг! Как я счастлива, что вижу тебя.

—　Бедная моя подруга, как ты должна была страдать! Флориан Гейерсберг!　— вскричал он, увидев молодого рыцаря, и бросился к нему, протягивая ему руки.

—　Опять обязан я вам жизнью и счастьем видеть Маргариту! О, чем могу я доказать вам мою благодарность?

—　А я, пока он спасал тебя,　— проговорила графиня,　— я, безумная и неблагодарная, осыпала его упреками, обидными подозрениями!

—　За что же?　— спросил граф.

—　Так, пустяки, недоразумение… — сказал Флориан.　— Теперь вы опять вместе, прощайте.

—　Куда вы идете?　— воскликнула Маргарита.

—　Я иду принять начальство над моими ландскнехтами и остановить резню.

—　Несчастный, я ведь забыл… — вскричал граф,　— ступайте… Но вы без лат, без шлема,　— прибавил он, посмотрев на него.　— Разве можно безоружному бросаться в самый пыл сражения?

—　Что за беда!

—　Возьмите, по крайней мере, меч,　— сказал граф, подавая ему свой.

—　А вы?

—　Он мне не нужен. Я дал честное слово вашим товарищам не сражаться против них. Прощай, Маргарита.

Он сделал несколько шагов и покачнулся. Ему нужно было прислониться к стене, чтобы не упасть.

—　Боже!　— вскричала Маргарита, подбегая к нему.　— Ты ранен?

—　Это ничего. Я пришел сюда с Черной Шайкой и меня сочли за неприятеля. Один стрелок ранил меня в плечо; рана не опасна, но потеря крови… быстрота ходьбы… ничего…

Он попробовал идти, но упал в кресло.

—　О!　— вскричал он с отчаянием.　— Неужели мне нельзя будет умереть заодно с товарищами по оружию?