Карен Мейтленд - Убить сову

Я ощутила, как внутрь меня протискиваются костлявые пальцы, потом по бёдрам туда скользнуло что-то длинное и острое. Я понимала, что это деревяшка, но боль была — как от калёного железа. Я извивалась, пытаясь вырваться, и старая Гвенит придавила мой живот свободной рукой. Она резко подалась вперёд, в моей голове словно взорвалась яркая белая вспышка. Потом она вытащила палку. Всё кончилось.

Старуха отбросила палку, помогла мне сесть. Я подтянула колени к подбородку и сжала ноги. Изнутри жгла боль. Рот пересох, я вытащила прилипшую мерзкую тряпку, и вместе с ней клочья кожи, по губам потекла кровь, я чувствовала её вкус.

— Это... оно вышло? - простонала я.

— Оно умерло. Терновник убил его, но оно ещё внутри.

— Нет, нет, — закричала я, — вытащи его.

Скользкая рука зажала мне рот.

— Тише! Я же велела не шуметь. Вот, держи. — Она сунула мне в руку узелок. — Это ягоды лаврового дерева. Запомни, их надо хорошенько разжёвывать, не просто глотать. От них начнётся сильное кровотечение, и мёртвый ребёнок выйдет вместе с кровью. Это будет нелегко для тебя, что-то вроде судорог.

Старуха резко подняла голову, прислушалась.

— Кто-то идёт. — Она стащила меня, заставила подняться и втолкнула за рваный занавес, отгораживающий угол хижины. — Сиди тихо, — прошипела она.

Я скрючилась на грязном полу и закусила кулак, чтобы не стонать от боли. Снаружи послышался мужской голос.

— Ну, мать, я слышал, ты послала свою паршивку присматривать за домом женщин.

— Что может мне рассказать бедная малышка Гудрун? — усмехнулась Гвенит.

— Знаю, ты можешь услышать, о чём говорят мёртвые кости. Уверен, можешь выпытать всё и у немой девчонки. Скажи, мать, чего это ты так интересуешься домом женщин? Думаешь, они помогут тебе справиться с нами? Так что ли?

Я выглянула, отогнув край занавеса. Гвенит и этот мужчина стояли снаружи, прямо у порога. Он был намного выше дверного проёма, и я не могла увидеть его лицо, только длинный коричневый плащ Мастеров Совы.

— Боишься этих женщин, да? — с усмешкой спросила Гвенит.

Он фыркнул.

— Думаю, это ты боишься. Ты теперь единственная знахарка, после того как мы избавились от твоей дочери-ведьмы. Но те женщины не встанут на твою сторону. Они христианки и сделают так, чтобы тебя повесили первой.

— Может, и так. А может, нас связывает больше, чем разделяет, хоть они этого еще и не знают. В их предводительнице живет дух Черной Ану. Их не запугать, как деревенских. Не каждая женщина падает на колени при виде того, что болтается у тебя между ног.

— Ах ты, ведьма...— мужчина занес кулак, но в руках Гвенит сверкнул нож. Он охнул от боли, схватившись за руку.

— Ты меня порезала, злобная старая карга!

— Простите бедную старуху. Руки у меня трясутся, нож то и дело выскальзывает. На вашем месте я держалась бы подальше. Я такая неуклюжая старая развалина. Не удивлюсь, если случайно выколю кому-нибудь глаз, — ее нож все еще был направлен на него.

Он отступил на шаг.

— Было время, когда мы были на одной стороне, мать. И можем быть снова. Вместе мы победим церковь и вернем Улевик древним богам, которые правили долиной. Ты же знаешь, что беды на этой земле не прекратятся, пока не вернутся старые обычаи.

— Вместе? — мрачно усмехнулась Гвенит. — В тот час, когда пролил кровь ночной кошки, ты и на меня поднял руку.

— Думаешь, можно вернуть деревню к старым обычаям без крови?

— Бывает, что кровь для того и предназначена, чтобы пролить, но бывает и запретная, которой нельзя касаться. — Гвенит плюнула наземь. — Если ты пойдёшь той дорогой, к которой стремишься, заведёшь Улевик в такую тьму и разорение, откуда никому из вас не выбраться. — Она опустила нож, но по-прежнему не выпускала его из рук. — Перед праздником Майского дня ты провёл ночь в старом дубе, завернувшись в шкуру белого оленя. Ни один человек не смел сделать этого с тех самых пор, как моя бабка была ещё ребёнком, а последний рискнувший сошёл с ума, и его забрала река, ещё до рассвета. Чтобы выжить в той шкуре и рассказать об этом, нужна необыкновенная смелость, но одной смелости мало, чтобы устоять против него.

— Как ты узнала, мать?

— На человеке остается метка на всю жизнь. Думаешь, если пережил ужасы шкуры, то можешь повелевать им. Но им нельзя управлять, тем более с помощью одних лишь ваших умений. А наши я вам не предложу, так что поразмысли об этом. Вспомни, что вырезано над дверью церкви - Черная Ану, дева, мать и ведьма. Она была древней задолго до появления церкви. Она наша. Без нас у вас лишь половина могущества. Ты не сможешь им управлять. Не будь дураком, не выпускай в мир то, с чем не справишься.

— Твои умения! Знахарские фокусы — зелье, чтобы сжечь кишки какому-нибудь несчастному, заговор, насылающий понос на соседского телёнка или жабий камень, распознающий яд? Думаешь, пучок трав поможет с ним справиться? Железо, кровь и огонь — вот что его удержит, и у меня они есть. Я Аод, всё это в моих руках.

Он склонился к старухе.

— Говоришь, мать, есть кровь, которую стоит пролить? Смотри, как бы она не оказалась твоей.

Я ненавидела ночи в лечебнице, стоны больных во сне, храп и постоянный раздражающий кашель, на который днем и внимания не обращаешь. Целительница Марта не могла находиться там круглосуточно, иначе сама оказалась бы пациенткой. Но кто-то всегда должен был дежурить ночью, чтобы подать горшок тому, кто не в силах вставать, или питьё при лихорадке. Всем нам по очереди приходилось там сидеть — кроме Март с их особыми обязанностями, конечно — нам, простым бегинкам, у которых не было собственных владений.

Я как раз закончила обихаживать больную старуху, когда дверь распахнулась и вошла Целительница Марта, сгибающаяся под тяжестью Османны, повисшей на её плече, скрючившись от боли. С другой стороны Османну поддерживала малышка Кэтрин, бледная от страха.

— Быстро неси лампу, Беатрис, — приказала Целительница Марта. Они с Кэтрин подтащили Османну к кровати в дальнем углу.

Когда я вернулась с лампой, Османна лежала на боку, поджав ноги, но даже в такой позе я увидела, что всё платье пропитано тёмно-красной кровью. Видимо, её опять схватила боль — она крепко прикусила кулак и закрыла глаза.

— Иди спать, Кэтрин, — сказала Целительница Марта, — мы позаботимся о ней.

Кэтрин застыла на месте, испуганно глядя на Османну.

— Она не...

Целительница Марта обняла Кэтрин и подвела к двери.

— Хорошо, что ты помогла привести её, Кэтрин, но теперь постарайся не мешать.

— Она не велела... но я... столько крови... — Кэтрин посмотрела через плечо Целительницы Марты. Похоже было, что сейчас её стошнит.

— Ты всё правильно сделала. А теперь иди, поспи немного. Целительница Марта мягко подтолкнула Кэтрин наружу, в тёмный двор, и плотно захлопнула за ней дверь.