Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

— Он с Ватсоном. Когда мы пропали, Ватсон сразу же связался с Дробнером. Тот — через Краков — с польской армией. Меня вытащили достаточно быстро. Акцентируя на слове «достаточно». А с тобой было сложнее. — Холмс усмехнулся и акцентировал уже это последнее слово. — Но каким-то образом справились.

— И что теперь?

— Минутку. Мы уже подъезжаем.

Остановились они под той секретной виллой абвера, в которой все проживали во время осады Фестунг Бреслау. Их приветствовала та же самая немецкая уборщица, которая когда-то застала голых Шильке с Ритой. Женщина не проявила ни малейшего удивления ни при виде Шильке в английском костюме, ни при виде офицеров в польской форме. Форма как форма, такая же красивая, как и предыдущая, наверное, в глажке будет точно такой же, а сапоги чистить будет одинаково. Самое главное, чтобы новое начальство платили точно так же регулярно, как старые.

— А где Ватсон? — спросил Шильке, когда они уже попрощались с полковником.

— Завтра придут, ведь вечер приближается.

— А причем тут вечер?

— Бискупин и Сенпольно [80]— сложные территории, чтобы пройти их ночью. Дикий Запад.

— Что?

— Мародеры, дезертиры, обычные бандиты — на любой выбор, — Холмс открыл входную дверь. — Кофе будешь?

— Черт! Я мечтал об этом.

— Только придется чуточку подождать. Нет ни электричества, ни газа.

Когда они прошли в кухню, Холмс показал приятелю свое новое приобретение: золотистую, резную колонну, в которую он тут же начал запихивать угольки.

— Это самовар, — пояснил он. — От русских выцыганил.

— А я слышал, что он, вроде как, для чая…

— Ой… Можно взять только кипяток и заварить им кофе по-турецки.

— На нашей старой террасе?

— Ну! Ты не расклеивайся. А еще имеется русское варенье. Гораздо лучше немецкого.

Когда они наконец-то уселись на террасе в лучах заходящего солнца, достаточно далеко от пожарищ и дымов центра, Шильке почувствовал истинное облегчение. Холмс рассказывал о ситуации в городе, в котором временные, гражданские немецкие власти подлизывались к советскому коменданту по вопросам распределения карточек на продукты питания, распределения работы и жилья. Но русские считали Вроцлав обычной военной добычей, гражданской власти в надлежащем смысле практически не было. Случались даже стычки между отдельными отрядами Красной Армии, как, например, спор о разделе муки со склада на улице Сенкевича. Ситуация гражданский жителей была весьма сложной. Контора президента Дробнера соседствовала дверь в дверь с немецким бургомистром, избранным какой-то антифашистской организации. Войска Польского во Вроцлаве пока что не было, а несколько убеков [81], приехавшие первыми, совершенно не интересовались делами, которыми должна была заниматься милиция.

— Когда же появится милиция? — заинтересовался Шильке.

— Один Господь ведает. Это когда город официально передадут нам в руки.

— То есть: правит тот, у кого оружие? Русские, которых судьба города абсолютно не волнует?

Холмс глянул на приятеля, в его взгляде можно было заметить издевку.

— Эх, Дитер… До сих пор ты мало чего узнал о поляках.

— Так поясни. У кого ствол в руках, тот и правит?

Холмс только вздохнул.

— С Дробнером во Вроцлав прибыла Научно-Культурная Группа. Как говорит само название, они занялись культурным распространением науки, то есть, организовали Академическую Стражу, составленную из будущих студентов, и в настоящее время это вторая по огневой силе — после Красной Армии — организация.

— Студенты с винтовками? — Шильке презрительно пожал плечами.

— А ты как считаешь, кто здесь будет учиться? Когда русские насели на Армию Крайову в остальных районах страны, многие солдаты очутились здесь. Студенты — это, в основном, партизаны, подготовленные к уличным боям, с боевым опытом, с готовыми командными структурами, вооруженные до зубов.

— Господи Иисусе!

— «Господи Иисусе» — так говорят при виде Ночной Стражи. Там сплошные тихотемные [82], долбанная десантура, предназначенная для специальных заданий.

— О! — сорвался с места Шильке. — Так может у них спросить? Возможно, они что-то знают про ту операцию АК на автостраде?

Холмс только головой качал.

— Парень, не шути так. Мне бы не хотелось, чтобы тебя «культурно и научно» — как звучит название группы — пристрелили.

— Но ведь ты у нас польский майор.

— Пойми, наконец. Да, я майор, но майор «с другой стороны». С тихотемными я не договорюсь. Разве что на ножах.

Шильке сделал глоток кофе.

— Как же все это сложно.

— И поэтому тоже. — Холмс поднял свою чашку, как бы желая произнести тост. — Уже довольно скоро мы отправимся в небытие. В теплое и солнечное небытие с пальмами и экзотическими девушками, а единственной мыслью, которая будет мутить наши умы, будет проблема… — он прервал «речь» и глянул на коллегу.

— Достаточно ли охлаждено мартини, — завершил Шильке.

— Передвинуть зонтик от солнца чуточку влево или чуточку вправо.

— Надраил шофер специальной пастой кузов автомобиля три раза или только два.

— А в теннис выиграю я у тебя или ты у меня.

— А библиотека, которую мы обязательно организуем в нашем частном поселке будет носить имя Гуттенберга или Коллонтая [83]?

После этого они начали смеяться. Долго и истерично, словно дети.

— Гуттенберга, — буркнул Шильке, вытирая с глаз слезы. — Ну какой нормальный человек выговорит фамилию «Коллонтай»?

— Китайцы. Ну ладно, черт с тобой. Зато гоночная трасса будет имени Третьего Мая [84].

— А как это Третьего Мая может быть «имени»?

— Ты все время рассуждаешь не по-польски. А вот как вооруженные до зубов десантники и городские партизаны могут называться «Культурно-Научной Группой»? У нас все возможно.

Снова они начали смеяться.

— И когда? — через полминуты уже серьезно спросил Шильке.

— Через пару месяцев. Пока что русские глядят на нас, а особенно — на тебя. Пускай чуточку позабудут.

— Ну а… наше следствие.

Холмс затянулся табачным дымом.

— Именно.

Хайни, все еще осовевший, не мог согласиться с собственными мыслями. Иногда целыми днями он сидел, уставившись в собственные пальцы на ногах. Ничто его не интересовало, на все вопросы отвечал односложно, практически ничего не ел, хотя, как оказалось, Ватсон готовил превосходно, и захватил в единоличное владение должность кухмейстера группы. Наш бывший юный ефрейтор считал себя, скорее всего, изменником и дезертиром одновременно. До него не доходили аргументы, что если бы не Холмс, сейчас он торчал бы на Собачьем Поле в бараках, которые до этого времени занимали польские принудительные работники, где сейчас уже царил тиф, пищевые порции напоминали те, что в ГУЛАГе, а про медицинскую опеку можно было только мечтать. А ведь он мог попасть куда хуже, например, в лагерь Гросс Розен, в котором заключенных систематически заменяли военнопленными. Парень, опять же, мог узнать и про германские способы отношения к людям в концлагерях. Проигравшую армию вскоре должны были направить вскоре в окрестности Баку, как узнал Холмс. Но это всего лишь временный этап, откуда отдельных солдат должны были направлять в более морозные и не такие уютные регионы Советского Союза. Нет, никакие аргументы до юного разума не доходили.