Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

— Конкретно?

— Мы убегаем завтра или послезавтра? Или продолжаем игры в Робин Гуда?

Длужевский отрицательно покачал головой.

— Независимо от того: наступил конец света или не наступил, но настоящий Шерлок Холмс всегда доводил дело до конца.

— Ага, то есть ты за то, чтобы остаться здесь. Хорошо. Голосуем.

Но Ватсон просчитался, поскольку позабыл об одной детали. Шильке поднял вопрос Риты.

— Вы же сами хотели, чтобы потом на мне это не висело.

— Да успокойся ты.

— Нет, это вы успокойтесь, а то просто с ума сошли. Что вы хотите сделать? Арестовать от имени Гражданской Милиции? Очень смешно: вор арестовывает вора.

Холмс сощурил глаза.

— Они затронули мою честь.

Услышав это, Ватсон только руками развел.

— Ну ладно, это еще можно понять. — Ватсон сделал еще один хороший глоток из фляжки. — Ну мне и компания попалась, — буркнул он, вытерев слезы. — Рыцарь Непорочной Девы, с пятнышком на чести и мужик, который с головой не дружит.

— Эй, ты! — Шильке поднял кулак.

— Да успокойся ты. Я ни в чем твою избранницу не обвиняю. Все, что сделал плохого — это только ты.

— Эй, петухи, не драться, — прошипел Холмс. Он ненадолго задумался, затем продолжил. — Я не имею в виду ничего, что было бы связано с какой-то конкретной местью. Просто покажем им, что мы — лучше.

— Это же как?

— Поначалу отделим истинных членов группы от людей, которых они приняли в комиссию только лишь затем, чтобы скрыть истинные намерения.

— Господи, так ведь истинные давным-давно сменили фамилии. Как ты их узнаешь?

— Я хочу сгруппировать их в одном месте.

— Господи, — Ватсон глянул на Шильке. — Ты хоть что-нибудь из всего этого понимаешь?

— Похоже, что да. Он хочет устроить им «операцию паника». Только самую настоящую, а не такую, как по случаю приезда «Нойманна» или там «Новака».

— Хочешь проверить, а не сыграют ли они труса? — Ватсон перенес взгляд на Холмса. — Ты хочешь собрать их в одном месте? И чтобы они сами это сделали?

— Именно. Пускай узнают, что по-настоящему означает «операция паника».

— Гражданская милиция! Открывайте! — В голосе человека с ТТ в руке четко был слышен восточный акцент. И правда, Семен Клейстутович Смирнофф родился где-то далеко на востоке, хотя никто точно так и не знал — где. Никто не знал и его настоящей фамилии, потому что эта, приемная — Смирнофф — взялась только лишь оттуда, что он не пил лишь бы что [90]. Если проследить в прошлое, до войны двадцатого года, он уже пережил польскую оккупацию, советскую, снова польскую, потом опять советскую, немецкую и еще раз советскую. И все это явно обучило его искусству выживания в любых условиях и отточило хитроумие. Он был мародером, который вместе с другими приехал во Вроцлав «по делам». Но здесь он быстро убедился в наличие дремлющего здесь потенциала. И он вступил в милицию. Офицером он был хорошим, так как знал все преступные штучки, что давало Смирноффу наивысший показатель раскрываемости в управлении. И свои личные дела он устраивал уже без опасений, под прикрытием законной власти. И был он очень богатым. Он сделался человеком, который с удовольствием соединял любовь к деньгам с любовью к исполняемой работе. Идеальный человек на подходящем посту. Истинный ужас для конкурентов-мародеров. А Вроцлав давал ему и одно, и другое.

— Ну, хамы, открывай! — Он пнул ногой в двери ремонтной мастерской на Марсовых Полях. — Народная власть в гости пришла!

В средине что-то зашуршало. Через мгновение здоровенные ворота начали сдвигаться по рельсу, открывая внутреннюю часть цеха. Полтора десятка человек, склонившихся над столами, глядело с изумлением. Милиционеры с ППШ в руках вторглись вовнутрь. Смирнофф прошел последним.

— Ты кто? — ткнул он пальцем в грудь пожилого, седого человека, который им открыл.

— Но, простите, я…

— Хочешь всучить мне, будто тебя зовут «простите»?

— То есть… нет… Ежи Козловский, я профессор, уполномоченный правительства по вопросам…

— К делу, — перебил его Смирнофф. — Я понял.

Профессор начал перечислять названия комиссий и учреждений, полномочия и удостоверения которых он имел. В конце концов он запыхался и решительно заявил:

— Мы здесь на законных основаниях!

— На законных, — словно эхо повторил Смирнофф, пряча пистолет в кобуру. — На законных… — сказал он еще раз и направился вглубь помещения. Людей он знал очень даже хорошо. Детство на востоке, а в особенности — краткий эпизод в лагерях, когда однажды он попался, научили Семена узнавать их изнутри и с первого же взгляда. Это не Рентген выдумал свои лучи. У Семена они имелись в глазах с самого его рождения. Он подошел к мусорной корзине, поднял ее и из-под рваных бумаг извлек бутылку самогонки, зубами вытащил пробку, выплюнул ее на ладонь и сделал небольшой глоток.

— Это здесь тоже на законных основаниях, пан профессор?

— А… Так ведь это не мое!

— Вот это да! — Смирнфф раскрыл глаза в деланном изумлении. — Так, может, мое? А? Мое?..

— Прошу прощения, у меня имеется документ из Министерства Общественной Безопасности!

— Ой! Так мне позвонить гражданину министру и сообщить, что у нас тут все в порядке? Так?

— Может, мне позвонить? — разволновался Козловский.

— Хорошо, — с усмешкой согласился Смирнофф. — Но потом дадите трубку мне.

Какое-то время они мерились взглядами. Профессор со смесью страха и удивления, а Смирнофф — с наглой радостью. Неожиданно он вновь ткнул собеседника пальцем.

— Бабло покажи.

— Мы с вами не на «ты». На брудершафт не пили.

Смирнофф протянул в его сторону бутылку самогона.

— Так появилась причина. Выпьем!

Кто-то из милиционеров фыркнул. Члены комиссии, занимающейся возвратом произведений искусств, стояли молча. Их лица уж точно радостными не были.

— Ну ладно, раз не хочешь, так не хочешь. Давай, пан, как там тебя, давай за баблом, только одна нога тут…

— Что, я?.. — профессор утратил дар речи. — Какое еще бабло?

— Ты давай не заикайся, мигом бабки. Ведь бабло у вас быть должно, книга приходов и расходов, что ни говори — контора казенная. Правительственные дотации, выплаты сотрудникам. Жратву ведь наверняка за что-то покупаете.

Профессор с усталым лицо принес металлический ящичек и документы.

— Вы знаете, мы как раз давали зарплату…

— Сегодня? Так воскресенье же. Что, в воскресенье пан выплачивал?

— Нет, нет… только…

Смирнофф забрал у него расчетную книгу. Никаких бухгалтерских школ он, правда, никогда не заканчивал, в сложении, вычитании, умножении и делении денег разбирался получше многих математиков с университетским дипломом. Ему хватило одного долгого взгляда.

— Из всего этого следует, что в кассе должно быть две тысячи четыреста злотых. — Он вытащил из ящичка стопку банкнот и пересчитал их одной рукой, что произвело впечатление на всех присутствующих. — А здесь три тысячи пятьсот двадцать. И как пан все это мне объяснит?