Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

Через длительное время из-за столешницы выглянул один глаз врача. Пока что — только один. Холмс вытащил обойму. Та была полная. Он перезарядил пистолет. Изнутри выскочил патрон, упал на стол и покатился прямиком в сторону расширившегося от перепуга глаза. Реммерт тяжело вздохнул. Весь мокрый от пота он поднялся с пола и расстегнул воротник.

— Так вот как выглядит по вашим словам не заряженное оружие, которым вы не размахивали?

— Я никогда не размахиваю оружием.

— А пару минут назад, что вы делали? Хотели меня убить?

— Я не знаю, откуда взялись патроны… — И вдруг Шильке стукнул себя ладонью по лбу. — Знаю! Хайни чистил мой пистолет, и наверняка это он его и зарядил.

— Ну да, — врач снова уселся за столом. — Вы даже не знаете, что с вами происходит.

— Да прекрасно я знаю. Не надо из меня сумасшедшего делать!

— Это я делаю? Это вы не желаете ехать в Дрезден, потому что там все погибнут. А что вы будете делать здесь?

— Буду стрелять в русских!

— Господи… Ведь только что вы нам доказывали, будто бы вообще не умеете стрелять.

Шильке позволил взять себя врасплох. Какое-то время он поводил глазами, переводя их с одного мужчины на другого. Но потом рявкнул:

— И не делайте из меня глупца. Я офицер. Буду указывать пальцем, куда им следует целиться. — Он вытянул руку перед собой. — Вот так! Пальцем!

— Вы у нас полевой офицер? — спокойно спросил Реммерт.

— Нет.

— Тогда каким солдатам намереваетесь указывать цель пальцем?

Шильке утратил дар речи. Но Холмс прибавил:

— А на последнюю операцию он взял с собой вестового, телеграфистку и повара.

«Ужас симулянтов» почувствовал себя ужасно уставшим.

— Это правда? — чуть ли не прошептал он.

— Да, но…

— Достаточно. Все ясно.

Дрожащей рукой Реммерт начал выписывать освобождение и кучу рецептов.

— И месяц в своем подразделении даже не показывайтесь! — злобно указывал он. — Это же не человек, а клубок рваных нервов. Разве вам никто не говорил, что это последняя степень невроза? Я не удивляюсь, что полковнику пришлось послать ко мне с вами гражданское лицо. Потому что вы мне доказали бы, что сейчас выиграете войну, команду подразделением поваров!

— Но…

Доктор на мгновение прервал свою писанину.

— Если я вышлю вас на фронт, у меня тут кактус вырастет! Да скорее моя рука отсохнет! Вы же там тут же каких-нибудь людей убьете! — кричал он.

Холмс только прикрыл глаза, а Шильке буркнул, уже достаточно спокойно:

— Так ведь на фронте это и имеется в виду…

— Молчать!

Когда через пару минут они вышли в коридор, Шильке уже полностью держал себя в руках.

— Ну ты и сумасшедшего из меня сделал.

— Я сделал? Слушай, продолжается война, тебя ничего не беспокоит, чего еще больше желать? Ты действенно выделился среди остальных больных, вот тебе и результат!

— Какой результат? Ведь не стану же я лопать все эти лекарства…

— Зато у тебя есть бумажка, что к службе на фронте ты не пригоден, и что тебе не нужно каждое утро к восьми приходить на службу. И подписана эта бумага не каким-то дружком, и не за взятку. У тебя имеется документ с подписью самого доктора, которого называют «Ужас Бреслау»!

На разболтанном грузовике, работающем на древесном газу, они пробирались по узким дорогам к западу от Бреслау. Их целью была деревня номер 247, лежащая над речкой номер 108В. Никто не знал, что означает буква «В», равно как никому не были известны ни название речки, ни деревни. Никаких названий на военную карту нанесено не было, не было и никаких дорожных указателей — их демонтировали несколькими днями ранее. Якобы, соответствующие службы даже реквизировали из книжных магазинов все туристические карты. Очень верная концепция! Вот что бы сделал советский агент, когда его сбросят ночью на парашюте где-нибудь в этих краях? Ведь первое, что ему придет в голову, это то, что рано утром надо пойти в ближайший книжный магазин и купить хорошую туристскую карту. А тут тебе такая неприятность!

Ни карт, ни дорожных указателей. Так что агент совершенно запутается, где же он очутился, после чего или сдастся, или от отчаяния повесится.

Концепция очень хорошая, даже вкусная, если речь идет о том, как обмануть вражескую разведку, но на практике она срабатывала плохо. Все советские агенты, оперирующие на данной территории, ехали как раз на работающем на древесном газу грузовичке, пользуясь очень точной германской штабной картой.

Холмс взял с собой четырех человек. Но только Ватсон и какой-то пожилой, седой мужчина бегло говорили по-немецки. Остальные двое: человек, занимавшийся большой ацетиленовой горелкой. и второй, очень похожий на разбойника, умели произнести лишь несколько слов. На всех были комбинезоны технической фирмы и соответствующие документы, но в случае более тщательной проверки эти же бумаги могли доставить кучу неприятностей. Шильке взял с собой только Хайни. Понятное дело, в суть дела он его не посвящал. Сами по себе слова «тайная операция», даже если неоднократно повторяемые, не теряли своей волшебной силы. Парень страдал лишь от отсутствия шмайссера, так что Шильке вознаградил ему потерю, отдав добытый в предыдущем деле наган при условии, что никто его не увидит. Хайни слово сдержал. Если не считать ровесников в караульной, оружия никто на свете не увидел.

Чтобы убить время, Холмс рассказывал об искусстве отличаться от других людей. Жизнь — это театр, — без устали повторял он, — подумай о том, как видят тебя другие люди. Они могут увидеть лишь то, как ты выглядишь и как себя ведешь. Ничего более. Так что ты обязан играть. Просто-напросто, сыграй кого-нибудь. На вопрос: «кого?», Холмс отвечал: «например, господа Бога». Люди должны тебя видеть таким, каким ты желаешь им представиться, ну а ты читай по их поведению, как по книжке. Из какой книги? Например, инструкции по пользованию данным человеком. Ты обязан следить за всеми вокруг.

Возьмем такую ситуацию: входит человек в лавочку, где несколько покупателей ожидает в очереди, и говорит «добрый день». Есть люди, которые скажут это, как только сами коснутся дверной ручки, еще до того, как двери толком откроются. Таким практически никто не ответит. Есть такие, которые здороваются в дверях. Таким, вероятнее всего, ответит лавочник, возможно, кто-то еще. И есть такие, которые откроют двери, выйдут в центр помещения, оглядятся в тишине по сторонам, и только потом что-то буркнут. Им ответят все. Вроде как мелочь, но разница принципиальная. Всего лишь игра. Если кто-то что-то говорит тебе, в особенности, имея какие-то претензии, немедленно приблизься к нему, уменьши дистанцию, ворвись в его личное пространство. Он моментально утратит резон.

— Все это легко сказать, — буркнул Шильке. — Вот выполнить уже несколько сложнее.