Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

Ура! Он забрал банк. У Холмса тоже была пара тузов. Но всего одна, ничем не подкреплена. И вдруг Шильке стукнул себя по лбу.

— Черт, совершенно забыл!

— О чем?

— Слушай: мундиры, документы, командировка — все это я могу устроить. Тем более сейчас, когда мои акции идут вверх. Но…

— Но что? — не понял Холмс.

— Как мне на несколько дней взять освобождение от работы?

Холмс спрятал лицо в руках. Довольно долго он лишь делал глубокие вдохи.

— Нет! Типичный немец. — Он тряхнул головой. — Все устроит на все сто. Но вот как освободиться с работы, чтобы отправиться грабить бриллианты? Ведь это же вопреки уставу.

Шильке и сам начал смеяться.

— Оно вроде бы и мелочь. Но как?

— Возьми больничный лист.

— Так ведь я же здоров!

Холмс заломил руки.

— Скажешь врачу, что болеешь «brylantiensis grandiosis», и все-то.

— Да нет, ты наверное шутишь!

Холмс положил голову на ладони и глядел куда-то в пространство. Долго глядел. Потом сглотнул слюну.

— Ладно. Раз это так важно, завтра вместе пойдем к врачу, и я устрою тебе больничный.

— Я не стану унижаться, изображая из себя больного перед врачом.

— Хорошо. — Холмс, на удивление, со всем соглашался. — Скажешь правду.

— Как же.

— Скажешь правду, что с тобой все в порядке. Если бы врач был поляком, он сразу же отослал тебя к психиатру. Но этот врач будет немцем. И он даст тебе больничный.

— Интересно, посмотрим. — Шильке бросил колоду на стол. — Ты раздаешь.

Все это время он горячечно размышлял. Холмс был прав. В штабе ходили слухи, будто бы Краузе отзовут со своего поста, а его место займет фон Альфен. У будущего коменданта Фестунг Бреслау имелся громадный опыт в уличных боях, полученный им во время Варшавского восстания. Вскоре они узнают результаты его знаний и то, чего он научился на собственных ошибках в сражениях против поляков. Наверняка он прикажет перекрыть все выходы из канализационных каналов, чтобы избежать столь драматичных неожиданностей, как в Варшаве. Он готовит к сожжению угловые дома, лежащие на направлении атаки. В любом случае, из сплетен следовало, что он получил жестокий урок от Армии Крайовой, но поспешно усвоил его и теперь уже знал, чего опасаться. Он прикажет нарушить мелиорационную систему, чтобы залить территории, расположенные на севере и востоке, тем самым делая из них участки, негодную для танков, маневров артиллерии и наступления. И правда, удар должен был прийти с оставшихся двух направлений. Так что, и правда, имелся громадный шанс того, что предполья на несколько дней сделаются ничейной территорией.

— Хорош, — вздохнул он. — Ты разрешишь, если я на пару минут сменю тему.

— Говори, говори.

— Знаешь, благодаря тебе, у меня появились кое-какие результаты и повышение в звании, так что будет нечестно, чтобы и у тебя не было новых результатов в разведывательной деятельности.

— Ты уже помог с Крупманном.

— Дело не в то. Мне было бы весьма приятно, если бы ты получил какой-нибудь орден или новый чин.

И он передал Холмсу под столом небольшую картонную папку. Холмс улыбнулся на все тридцать два зуба, затем нахально положил папку на стол, открыл ее и начал просматривать документы. Шильке только удивленно крутил головой. Жаль, что газетные фотографы уже ушли. Сейчас они могли бы сделать замечательный снимок.

— Абвер приступает к уничтожению архивов. В штаб-квартире все это, наверняка, произойдет весьма профессионально. Но на отдельных местах этим займутся — к сожалению — сержанты. Инструкция такова: в укромном месте сжечь все документы, указывая название каждого из них в отдельном протоколе. После этого следует немедленно сжечь и сам протокол.

Холмс расхохотался.

— Ты серьезно? О Боже…

— Нуу… это действительно можно назвать истинной германской скрупулезностью.

— Да чего уж там — педантичностью.

Шильке лишь тихонько вздохнул.

— Это сплошные архивные материалы, но твое начальство должно быть в восхищении. Там имеется все: структура, распределение командования, процедуры и…

— Вот черт, так я генералом стану.

— В той же папке имеется фамилия сержанта, который должен будет все это хозяйство жечь, а так же его адрес. А поскольку это вор и мошенник, тут же тебе список доказательств, которые тут же пошлют его в штрафную команду под пули советов. Ну а поскольку он еще и трус, который желал бы отсюда смыться, имеется именной приказ выезда в Дрезден. Так что на этого типа у тебя имеется и морковка, и палка.

Холмс спрятал документы назад в папку.

— Этого даже слишком много. — Он снова улыбнулся. — Да, при случае, не мог бы ты мне пояснить одну вещь?

— Ясное дело.

— Почему это все сейчас желают бежать в Дрезден? Как будто немцы с ума сошли. Один Дрезден и Дрезден.

— Это просто. Крупный город, бомбардировок никогда не было, располагается он вне стратегических направлений. Он не был объявлен крепостью, так что даже русские после его захвата ничего не уничтожат, ведь в этом случае они бы уничтожали свою же собственность, — пояснял Шильке.

Холмс вытаращил глаза.

— Ты это серьезно?

— А что? Русские станут уничтожать замечательный, промышленный Дрезден, являющийся их собственностью?

Тот лишь мотнул головой.

— Дрезден будет уничтожен кем-то другим.

— Боже! Кем же? И зачем? — допытывался капитан.

— Тебе, наверное, кажется, будто бы это война между Германией и всем остальным миро. Неужели ты не видишь, что это война межу Россией и Америкой за владение миром?

— Как это одно связано с другим?

— А то, что американцы никогда не оставят советам такой замечательный, жирный, промышленный подарочек. Как бы назвал это Геринг, они «выбомбардируют» город с карты.

— Но ведь у них нет никаких причин…

— Тогда они сделают это, не указывая каких-либо причин. А вот просто так. — Холмс умело раздал карты. — Дрезден — это смертельная ловушка для наивных людей.

Шильке в молчании допил свой фруктовый коктейль. Затем взял карты. У него были две верные восьмерки, два черных туза и бубновый валет. Этот расклад откуда-то был ему известен. И тут он неожиданно вздрогнул. Второго августа тысяча восемьсот семьдесят шестого года в Дедвуде подобный расклад карт получил на руки стрелок и разведчик Дикий Билл Хикок. А через секунду получил еще и пулю в затылок. С тех пор подобный расклад называет «рукой мертвеца». Случай? Ассоциация с тем, о чем они только что говорили? Или указание на то, что НКВД тоже стреляет в затылок?

Шильке поднял глаза. Холмс глядел на него совершенно безразличным взглядом.

Солдаты называли доктора Эберхарда Реммерта «охотником на симулянтов» или «ужасом лазаретов». А вот офицеры называли его «ужасом Бреслау». Дело в том, что врач более всего любил доказывать офицерам, что они всего лишь прячущиеся под юбкой барчуки, а не истинная армия, и с садистским удовольствием отсылал их на фронт. Вот некоторые из его знаменитых высказываний: «Солдат, и нечего мне говорить будто последняя задница: у меня одно легкое прострелено! Докладывайте как истинный солдат: одно легкое у меня абсолютно здоровое!», или ««Солдат, сам факт того, что вы не можете бегать, вовсе не освобождает вас от службы; можете сидеть в окопе и мужественно обороняться в нем. — Ну а если офицер прикажет атаковать, а я останусь, так меня же расстреляют. — Солдат, а разве не один черт, погибнете вы от чужой пули или от немецкой».