Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

— Не стоит. Сведения давным-давно уже в Москве, так что документы имеют для меня ценность бумаги, на которой они написаны.

Шильке вынул два листка, которые передал ему Хайни перед входом.

— А вот столько мой человек узнал от ваших людей в течение буквально получаса.

Кирхоффу пришлось надеть очки в проволочной оправе, чтобы прочитать мелкий почерк парня.

— Боже мой, — повторял он ежеминутно. — Боже мой!

— У меня есть просьба. Прошу не наказывать своих людей за болтливость. Мой человек просто виртуоз по вытягиванию сведений от случайных людей.

— Но ведь в их обязанности…

— У них случилась обратная мотивация, — перебил его Шильке. — Все они старые фронтовики предыдущей войны, некоторые из них были ранены, а фрау Хайден относится к ним, как к собакам.

Директор поднял взгляд и сдвинул очки на самый кончик носа.

— К примеру, она способна хвастаться, какими вкусностями угощалась на постоялом дворе, в то время как они ждали на морозе и получили по миске тощего супчика.

— Это так, — посчитал необходимым включиться в беседу Титц. — А мотивация людей имеет большое значение.

— Вот герр полковник освоил это умение до совершенства, — вмешался Шильке.

— Оу, и как вы это делаете? — Приезжий из Берлина явно заинтересовался.

— Можно, если я расскажу, — упредил Шильке Титца. — Герр полковник приглашает в кабинет, где угощает превосходным кофе, коньяком или виски. При этом он ведет интеллектуальную беседу на высочайшем уровне, — подсластил он шефу, имея во всем этом собственную цель. — Однако, вызванный замечает, что на столе лежит неподписанный приказ отправки офицера на фронт, причем, этим офицером является он сам. В руках полковник держит авторучку хорошей марки. Приглашенный, попивая коньяк, размышляет о том, а для чего авторучка будет использована. То ли герр полковник просто подпишет приказ, то ли вычеркнет фамилию, а вместо нее впишет другую.

— Но, коллега, — Титц прекрасно изображал смущение. — Тогда вы меня совершенно неверно поняли.

Кирхофф начал смеяться.

— Прекрасная метода. Надо будет ею воспользоваться.

— В этой методе спрятан крючок. Поскольку, если герр полковник посчитает, что вызванный достаточно мотивирован, тогда, вычеркнув фамилию, вместо нее он может, например, вписать фамилию наибольшего врага вызванного.

Все рассмеялись.

— Ну что же, я вижу, что у вас в абвере все всегда делается в белых перчатках. Да еще и с такой эффективностью.

— Мы стараемся, стараемся. — Теперь, когда страх прошел, Титц веселился на все сто. — У нас, в отличие от гестапо, кровь никогда не брызгает на стены.

Ну хорошо. Переходим к более серьезным вещам. Что вы собираетесь делать, раз отказались этих людей допрашивать?

— Я собираюсь втиснуться в их ряды. Мне следует считаться офицером, который отличается от других. Например, я уже заказал новый мундир у самого дорого в Бреслау портного. На черном рынке купил английскую летную куртку.

— По-моему, я уже начинаю понимать, — сказал Кирхофф. — Мелкая торговлишка и тому подобные делишки, контакты с западным фронтом…

— Именно. И мне нужна пара мелочей, чтобы походить на кого-нибудь такого. Например… американский пистолет-пулемет, но такой, как знаете, у них в кино… С барабанной обоймой и выступающей под стволом рукоятью.

— Вы его получите. Что еще?

— Мне нужно все то, что там у них имеется. Американские сигареты, ботинки, солнцезащитные очки… масса мелочей, таких как те самые чулки из нового искусственного материала, по-моему, нейлона — это последнее он прибавил с мыслью о Рите.

Кирхофф понимающе кивал.

— Ну и две самые главные вещи. Мне нужно иметь возможность перебросить кого-нибудь из тех преступников на Запад. Понятное дело, что он тут же очутится в Берлине, лично у герра директора. Правда, Берлин по отношению к Бреслау — это ведь запад.

— Естественно.

— То есть, мне нужны подписанные и с печатями бланки приказов об эвакуации из Бреслау, без указания имен. А теперь самое главное. Очень долго я размышлял над тем, что может быть нужно тому, кто и закрутил всю эту аферу с произведениями искусства.

— Хорошо, что же?

— Я думал над тем, к чему он стремится. Бежать после войны, отягощенный сотнями громадных картин? Толкать перед собой тележку с античными скульптурами? Нет. Он заинтересован чем-то мелким, дорогостоящим, что легко перевозится.

— Золотом?

— Нет. Бриллиантами. Маленькие, дорогие, неуничтожимые. В отличие от золота, их даже можно проглотить и перевозить в собственном желудке.

Кирхофф хлопнул ладонью по столу.

— Предоставим. — Он поднялся с места и начал нарезать круги по комнате. — Ну ладно, — подал он руку Титцу. — Вижу, что дело наконец-то попало в подходящие руки. — И, как вежливый хозяин, провел гостей до двери. — Меня радует ваш профессионализм. И я упомяну о вас в Берлине.

Титц растекался в вежливых словах, а делал это просто превосходно. Распрощались местные с чувством, что произвели замечательное впечатление. Но за поворотом коридора каждый из них тут же потянулся за сигаретой.

— Я рад, что поставил на вас, — склонился полковник над зажженной спичкой. — Вы исключительно интеллигентный сукин сын.

— Ох, просто меня ужасно достала та партийная сука.

— Тии…, кто-нибудь может подслушивать.

— Откуда. Здесь подслушивает только Хайни.

Полковник слегка усмехнулся, выпуская дым. Они еще слышали, как Кирхофф зовет лакея:

— Эй, ты! Принеси-ка мне листок бумаги, авторучку, кофе и коньяк. А минут через пять пригласи сюда фрау Хайден.

Чтобы не расхохотаться, офицеры поспешно стали спускаться по лестнице.

Холмс всегда выбирал странные места. На сей раз они встретились в карточном клубе на Нойедорфштрассе. Довольно-таки обширный интерьер с приглушенным освещением и официантами в потертых фраках на первый взгляд походил шулерский притон из какого-нибудь гангстерского фильма, если бы не то, что за столиками, в основном, сидели люди пожилые и играли, в основном, в преферанс. Пикантности всей сцене придавал факт, что за окнами окрестное население, выгнанное из домов армейскими, как раз разбирала мостовую и из полученного булыжника возводило баррикаду, что во всех подробностях увековечивала группа пропагандистов из газет и кинохроники. Понятное дело, Холмс совершенно нагло поднял один булыжник и демонстративно, с улыбкой на лице, занес на место назначения, позируя камерам. Один из фоторепортеров заявил ему напрямую:

— Завтра вы будете на первой странице!

Холмс пожелал поучаствовать и в кинохронике, потому что поднял второй булыжник и направился в сторону репортеров. Только кинооператор и его сопровождающий — в отличие от бумагомарак — отнеслись к этому более трезво.