Сергей Алексеев - Арвары. Книга 2. Магический кристалл

Несмотря ни на что, встретил он Великого Князя приветливо, по-скуфски, братской хмельной чашей и, прежде чем спрашивать, в свою царскую баню проводил, где парили, мыли и прислуживали чернокожие рабыни. Потом за стол усадил, полный вин и яств, и теперь другие невольницы, белые, подавали еду и питье, другие же играли на забавах и танцевали, при этом скуфские князья сидели поодаль и лишь взирали на царскую трапезу. Годиславу не терпелось начать разговор с Ерепенем, но после застолья тот затеял сначала состязание своих воинов в стрельбе из лука, потом хвастался скакунами, предлагая выбрать любого, затем свел в подземелья замка, где явил сокровища, утверждая, что нет им равных на свете.

Уж поздно вечером, когда от дорожной устали и хмельного томленья глаза слипались, одну за другой, вывел на показ трех дочерей, чем и пробудил юный дух Великого Князя, ибо были они одна другой краше.

— Которой ты будешь по нраву — возьмешь в жены! — объявил Ерепень. — В сей час я их не спрошу, а ты спать ложись. А разбудит та дочь, которая выберет тебя. Утро вечера мудренее. Но запомни: старшая, Добрава, согласится замуж — к богатству приведет, все сокровища откроет перед тобой, со средней, Забавой, — весело и беззаботно всю жизнь проживешь, с младшей же, Смиреной, не найдешь ты ни богатства, ни веселья, но зато обретешь опору в трудах своих и счастлив будешь.

Вином опьяненный и очарованный красотой дочерей царя, Годислав будто забыл, зачем приехал, и уснул, шепча их имена, держа перед взором прелестные образы и не зная, которая из них выберет его себе в мужья…

Тем временем Путивой, получив восьмиперую стрелу с известием, что Великий Князь достиг Порожска и с почестями принят царем скуфов, тайно созвал волхвов перунова братства числом сорок, от всех городов парусья, всю храмовую стражу, состоящую из тысячи стрельцов, на дворе поставил и слово свое молвил:

— Без малого дюжина лет миновала, как сел на престол молодой Годислав, пришедший от светлогорских старцев. Скоро придут крамольники и посвятят его в Законы. И что зрите вы, братья? Чему обучили его жрецы Даждьбога? Много ли пользы принес он парусью? И прославился ли сам великим делом? Поднял ли он варягов на вольный труд? Укрепил ли города стенами?

— Без нас не поднять ему ни русов на вольный труд, ни крепостных стен, — отвечали некоторые волхвы. — Но государь еще молодой и гордый, не хочет просить нашей помощи, ибо привержен не Перуну, а ветхому Даждьбогу. Нам же след не ждать, когда Великий Князь обратится и попросит, а самим помочь ему. Богов у нас много, и все ныне спят, а варяжская земля одна, так и мы должны стоять заедино.

Но нашлись в храме и другие, кто не согласился с первыми.

— Не станем помогать Годиле, — загомонили они. — Прежде пусть примет Перуна, а не чтит оскоранную телятю. Да и на что нам городские стены, братья? Кого нам страшиться, если сгинуло обрище? Не хотим мы сидеть в крепостях, а хотим жить открыто, как в Былые времена на Родине Богов! Если государь боится, так пусть сам строит, без нашей помощи!

И были еще третьи, кому и вовсе не нравился молодой Великий Князь, но, мудрые, они промолчали, пряча в бороды свои тяжкие думы. Вместо них Закон, подняв мохнатые седые брови, отворил суровые уста:

— Одни лишь беды нам от нового государя. То росов приведет к нам, а они озоруют да грабят, то племен диких накличет, которые воруют да дома наши жгут. Крепости же и доныне как не было, так и нет! Ни отец его, Белояр, ни сам Годила не способны защитить русов. А ныне тот, кого вы величаете Великим Князем, и вовсе к скуфи отправился, к Ерепеню-царю! Что же будет с нами, если он приведет ватагу сволочей?

Послушав его, примолкли все волхвы, ибо сметливые, узрели, куда клонит Путивой. И хоть сами пострадали от многочисленных строительных ватаг и княжеской бестолковщины, хоть не желали уступать светлогорским старцам и стремились сохранить влияние на варяжскую жизнь, однако чинить заговор против Годислава, принадлежащего к великокняжескому роду Горислава Великого, отваживался не каждый. Даже несмотря на то, что нет ныне государя в стольном граде, а отец его, Белояр, ушел на покой и вряд ли сможет постоять за сына, призвав дружину на свою сторону.

Между тем Закон посмотрел на сумрачных волхвов, добавил огня в присяжном костре.

— Казните меня! Порвите конями, как отступника и изменника! — взял рукою раскаленную присяжную стрелу, и ни единая жилка на лице не дрогнула. — Ныне я выступаю не против Годислава или отца его. Я восстаю против новых обычаев, утвержденных Гориславом Великим. Вот уж двести лет сидят на престоле его потомки. Два века правят всем парусьем по своей воле, а не по воле вече, как бывало прежде. А по справедливости ли досталось им владычество варяжское? Верно, слышали вы Предание от дедов своих и знаете, как устроена была жизнь русов. Что ныне от нее осталось? Так ли уж велик был Горислав, чтоб почитать его, как бога, и прозывать стольный град его именем?

Что первые, что вторые, что третьи волхвы будто и дышать перестали, внимая речь Закона: не бывало еще, чтоб священность Гориславова рода и их власти подвергали сомнению. На этом стояло Перуново братство волхвов, и всякое противление заведенному Гориславом обычаю грозило собственной гибелью.

Опять же, если оставить все, как есть, то менее чем через год Великий Князь Годислав сам станет Законом и тогда Путивою вкупе со своими волхвами придется уйти из стольного града и всех иных городов да разбрестись по лесным холмам и распутьям дорог, где прежде сидели жрецы Перуна. Зимой же, когда громовержец уйдет на покой, промышлять конным извозом, поскольку никто не приносит жертв, или идти в наем за каш на окормление…

А на их место возвратятся крамольники со Светлой Горы, которые хоть и не свергнут громовержца, но во главу угла каждого храма поставят Даждьбога, ныне лежащего на горе в образе быка, снявшего с себя шкуру, и коего ныне в братстве именуют не иначе, как оскоранная телятя…

Закон же зрел, о чем думают волхвы, и, будучи предводителем, далее повел их мыслью за собой.

— Открою вам истину, братья. Горислав, коего мы прозываем Великим, не достоин почестей, ибо заслуги отца своего, Сувора, себе присвоил. На лжи и кривде стоял его престол и ныне стоит под его потомками. Все Князья и Законы русов более всего почитали в арварах волю. И насмерть стояли, дабы не пустить рабство в свои пределы. Что ныне видите вы, сыны Рода? Если слуги не принесут одежды и не наденут, государь голым станет ходить, на коня сам не сядет, на корабль не взойдет. Невольные росы строят дома, мостят улицы и даже хоронят мертвых! Рабство проникло вкупе с достатком и роскошью. Гордые арвары уподобились гнусным ромеям, угнетающим своих братьев!