Сергей Алексеев - Арвары. Книга 2. Магический кристалл

Вздохнули, качнулись и ожили волхвы, ибо каждый мыслил так же, но произнести вслух не смел.

Путивой же узрел это и вдохновился.

— След нам вернуться к изначальному правлению, как в Былые времена. Пусть ударит колокол, соберется вече и выкликнет Князя русов! А мы поставим его за кон. Род же Гориславов надобно удалить в холодные беломорские земли и стражу приставить, чтоб никогда более не искали власти. Кто пойдет за мной, присягните на каленой Перуновой стреле! Кто же против, ступайте на холмы да распутья и сидите там, как прежде сидели.

Первые, вторые и третьи — все присягнули Закону, хотя многие и опалили ладони, но скрыли это, пряча руки в одеждах. Путивой выслал стрельцов, чтоб взяли под надзор вечевую площадь, и сам, не дождавшись восхода, поднялся на башню и ударил в колокол…

Не прекрасные девы, не дочери Ерепеня, с именами коих на устах уснул Годислав, а звон вечевой пробудил его на утренней заре, наполнив сердце тревогой. Оставив царские покои, он покинул скуфский град, вышел в чистое поле, да с днепровских берегов не видно было Полунощной Звезды, ни свет ее, ни покров Кладовеста не достигал этих мест, и потому глухо было зоревое небо.

Давно он уже не внимал небу, плавая по полуденным рекам, и потому жил, ровно глухой и слепой, не ведая, что творится на берегах Варяжского моря. Опустил голову и побрел назад, да тут сквозь звон вечевой донесся до слуха легкий, свистящий трепет, будто подбитая птица встрепетала крылами, но то не птица была, а стрела, павшая на землю чуть ли не под ноги. Поднял ее Великий Князь и узрел, что не простая это стрела — вестовая, и прилетела издалека, ветром все восемь перьев истрепало, свежевыструганное древко солнцем обожгло, однако прикрученная жилкой, тонкая береста между оперения цела и лишь чуть скоробилась по краям. Развернул послание, да ни единого знака не разобрал, ибо тайным письмом писано, коим шлют вести друг другу волхвы-громобойники.

Огляделся он, выискивая, кому предназначалась стрела, и глядь, идет полем скуф, рыскает пристальным взором по ковылю и более ничего не видит. У самого сдвоенный лук за спиной, пустой колчан и десница вдвое мощнее, чем левая рука — верный признак стрельца. Законы подбирали для храмовой стражи самых лучших лучников, которые способны стрелы метать за несколько верст, чуять движение ветра не только над землей, но и высоко в небе, а по зоркости ока могущих иглу в стогу сена сыскать. Потому Годислав бросил стрелу у него на пути, а сам в ковыле спрятался и стал ждать, а колокольный звон в ушах все сильнее и ближе, словно не даль для него в тысячу верст.

Стрелец увидел восьмиперую вестницу, обрадовался, схватил и обнаружил, что нет бересты. Тут и поднялся из травы Великий Князь, взял его за шиворот и засапожник под лопатку нацелил.

— От кого вести ждешь?

— Не ведаю! — стрелец, должно быть, почуял дуновенье смерти. — Я послан за стрелой!

— Кем послан?

— Волхвом из храма Перуна…

— А знаешь тайное письмо? Прочтешь послание?

— Я не владею сим письмом…

— Добро, пошли к твоему громобойнику!

По пути Годислав взял своих бояр, что прибыли с ним, и явился к храму, стоящему на днепровской круче близ города скуфов, Порожска. Но не вошел, а пустил впереди стрельца со стрелой, сам же затаился, спрятавшись за очистительным огнем. Волхв принял восьмиперую вестницу, поднес к свету и узрел, что вместо послания осталось лишь светлое пятно, не обоженное солнцем.

— Где береста? — спросил у стражника.

В это время Великий Князь шагнул сквозь огонь и воду, оказавшись в храме, и звон вечевой почудился совсем рядом.

— Что потерял, волхв? Не эту ли весточку? — и показал бересту.

Бояре приступили с боков, держа руки на рукоятях мечей, а волхв не знал Годислава в лицо, но догадался, кто перед ним, сначала взбагровел от напряжения, потом ослаб и побледнел.

— Не казни, Великий Князь, не по своей воле — по зову твоего Закона сподобился…

— Прочти-ка вслух, что велит тебе Путивой! Громобойник взял послание, сам же трясется, и голос дрожит.

— Свергся старый сокол вкупе с гнездом своим, — прочел. — Твой черед подрезать крыла соколенку.

— А теперь растолкуй, — потребовал государь. — Кто эти ловчие птицы?

— Я тебе растолкую! — за спиной оказался скуфский царь и его дочь Смирена. — Нынешней ночью отец твой, Белояр, и весь род пал под мечами храмовой стражи. Твой черед настал, соколенок гнезда Гориславова. Волхвы наточили свои ножи, замыслив принести тебя в жертву Перуну.

Теперь Годислав взбагровел, налившись мстительной кровью.

— Чуял я беду, не хотел покидать стольного града… Да в сей же час поскачу назад! Дай мне лучших коней, Ерепень, а мой корабль себе возьми. Подниму дружину, отомщу за отца и прогоню изменника!

— Постой, Варяже, не горячись. Путивой в вечевой колокол ударил и ныне он Великий Князь. Тебя же сверг с престола, и поздно теперь поправлять дело. Даже на самых резвых конях не поспеешь…

Ослаб государь, и ноги подкосились — бояре поддержали.

— Сверг?!.. Но он же самозванец! Хоть и убил отца, да ведь за мною вече! И посошенные старцы, кои не позволят!.. А моя дружина?! Ужели не восстала против изменника?

— Не ведаю сего, — промолвил Ерепень. — Спроси младшую дочь мою. Она слыхала…

— Откуда же молва? Коль ты не знаешь, как же к Смирене долетела весть? Гонцы поспешили или вестовую стрелу пустили из парусья?

— Нет у меня ни гонцов, ни стрельцов, — покорно сказала Смирена. — Покуда ты спал, я слушала Кладовест.

— Не слышно здесь Кладовеста!

— На горах у днепровских порогов я Белую Вежу выстроила. На нее поднимаюсь и внимаю небу.

— Пойдем скорее! След самому услышать молву! В чужих землях я слеп и глух, а Закон знает об этом!

— Да уж солнце встало, и закатилась Полунощная Звезда.

— Тогда скажи, что ж сотворилось в моем стольном граде?

— Шум великий был на вечевой площади, да все одно Закона Князем выкликнули. Многие супротив тебя восстали, ибо Путивой смутил варягов, сказав им твои же слова, князь: ваш род ложью воссел на престол, Горислав присвоил себе славу отца Сувора и брата. И от себя добавил, мол, вы посеяли среди вольных арваров то, с чем боролись все Князья и Законы — суть рабство. А ныне Путивой собрал воевод в святилище и совершил с ними таинство Откровения. Они уж всю дружину к присяге приведут.

— Неужто поддадутся ему верные дружинники? Моему отцу и мне присягавшие?!

— Поддадутся, если уже не поддались…

— Возьми мою дружину, Годислав, — предложил Ерепень. — Пойди и силой одолей Путивоя!

— Взял бы и пошел, — загоревал государь. — Да с твоим воинством не одолеть мне варяжской дружины. И не след чинить междуусобицы даже из мести за отца. Одной только силой не собрать и не соединить арваров. Покуда обры сущи были, было и единство между нами, а не стало их, и рассыпались внуки даждьбожьи. И мыслится мне ныне, не боги соединяли нас и не братские узы — общий грех. Потому Сувор и сказал, мол, пожалеем еще, что сгинуло обрище…