Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Не знаю, удастся ли, но во всяком случае я постараюсь побывать у вас…

В это время их нагнал Гейстер.

— Что с тобой, Людвиг? — спросила с удивлением молодая женщина. — У тебя такое сияющее лицо, можно подумать, что тебя назначили префектом?

— Нет, — ответил он со смехом, — но нам оказали другую честь. Гофмаршал Бушпорн хочет устроить костюмированный бал во дворце Belle-Vue по случаю возвращения их величеств; и Симеон объявил мне, что я также получу приглашение в числе высших чиновников министерства юстиции. Должно быть, король обратил на меня свое милостивое внимание после моего доклада в Ненндорфе, потому что иначе я не удостоился бы приглашения на придворное празднество.

— Ты, конечно, отказался от этой чести? — спросила Лина.

— Нет, потому что отказ мог повредить мне, хотя я вообще не люблю таких многочисленных сборищ! Пойми, Лина, что это своего рода выражение верноподданнических чувств, и таким приглашением нам оказывают особый почет, так что мне ничего не оставалось, как принять его… Ты должна придумать себе туалет, Линхен, ведь это костюмированный бал! Не забудь также, что времени терять нельзя, так как праздник будет на днях…

Вопрос о костюме настолько занял Лину, что первое неприятное впечатление прошло бесследно; она спросила: будет ли приглашен Герман на праздник гофмаршала?

— Разумеется, нет! — ответил Герман. — Ты забываешь, что я не имею никакого официального общественного положения или определенного занятия, и пока не состою на службе!

— Как жаль, что тебя не будет там, Герман! — воскликнула она. — Не могу же я весь вечер не отходить от Людвига, в свете это считается mauvais ton, а между тем не найдется, пожалуй, ни одной дамы, с которой мне было бы приятно провести время.

— Об этом не может быть и речи, — заметил с досадой Гейстер, — если ты, Лина, говоришь о светских приличиях, то должна соблюдать их. Женщина, которая не желает никого видеть, кроме друзей и близких знакомых, напоминает ребенка, когда он при ходьбе придерживается за столы и стулья. Но я могу успокоить тебя: разумеется, ты встретишь на балу многих дам, которым мы делали визиты после свадьбы, и прекрасно проведешь с ними время в продолжение двух-трех часов.

— Перестань ворчать, Людвиг, я уверен, что Лина удивит тебя своим тактом и умением держать себя! — пообещал Герман, вмешиваясь в разговор. — Вспомни, как ты был доволен ею, когда вы делали визиты, и сам рассказывал, что она вела себя, как светская дама.

— Постараюсь вести себя так и на этот раз! — добавила Лина. — Ты знаешь, Людвиг, что если ты этого желаешь, то я охотно поеду на бал. Но вот и наш дом, а после обеда мы отправимся в парк…

Приглашения на костюмированный бал были разосланы до приезда их величеств, но так как до назначенного вечера оставалось всего несколько дней, то приходилось спешить с приготовлением костюмов. В семейных домах заметно было особенное оживление; дамы осаждали лавки и модные магазины, приискивали портних и модисток.

Лина была озабочена не менее других и придумывала разные костюмы, хотя в то же время хотела одеться по возможности просто, чтобы не обратить на себя общего внимания. Гейстер сначала подсмеивался над ней, а затем объявил, что она должна выбрать себе нарядный и изящный костюм, который бы соответствовал его общественному положению.

Между тем прошло два дня, и Лина не могла ничего решить; наконец она отправилась к матери, чтобы посоветоваться с ней и пересмотреть ее вещи, в надежде найти среди них что-нибудь подходящее для костюма. Вначале все ее поиски казались напрасными, наконец в одном из Сундуков ей попалось подвенечное платье госпожи Виттих из дорогого серебристого штофа, затканного голубыми цветами. Она, смеясь, померила его и решила, что не может желать лучшего костюма. Покрой платья представлял полный контраст с новой французской модой и ее уродливо короткой талией. Длинный узкий лиф красиво обрисовывал стройную фигуру молодой женщины, и хотя фижмы и турнюр казались ей лишними, но она не хотела делать никаких изменений в старинном наряде и обрадовалась, когда в том же сундуке нашлись башмаки с высокими голубыми каблуками и оказались ей по ноге.

Госпожа Виттих помнила все подробности тогдашней моды и, отыскав белый кисейный платок с голубой бахромой, объяснила дочери, что она должна будет накинуть его на плечи и завязать узлом на груди. При этом на шею ей следовало надеть жемчуг и слегка напудрить волосы, которые она придумала украсить васильками с примесью золотых колосьев. Недоставало веера, но и он был найден к полному удовольствию Лины. Затем госпожа Виттих вынула из другого сундука подвенечное платье своего покойного мужа, которое, по ее мнению, могло пригодиться Людвигу.

Лина пригласила к себе портниху, которая переделала платье по ее росту, и, когда весь наряд был готов, она одела его перед приходом мужа из министерства. Заслышав его шаги в прихожей, она вышла к нему навстречу с веером в руке и с чинным реверансом подвела к стулу, на котором было разложено приготовленное для него платье. Она была так хороша в своем костюме, что Гейстер сделал невольное движение, чтобы обнять ее, но за это получил легкий удар по щеке веером.

— Ну, Людвиг, скажи мне, доволен ли ты нашими костюмами? — спросила она.

— Разумеется! Ты не могла придумать ничего лучшего, тем более что этот наряд необыкновенно идет тебе. Мы изобразим с тобой чету старинных немецких бюргеров, и я могу только поздравить тебя с такой прекрасной мыслью, Линхен!..

Наконец наступил вечер, назначенный для празднества у гофмаршала. Гейстеры, одетые в свои костюмы, ожидали наемной кареты, которая должна была довезти их до дворца Belle-Vue. Оба были в веселом настроении, Гейстер любовался своей красавицей женой, которая была очаровательна в своем костюме. По совету матери она распустила по локону за ушами, с обеих сторон шиньона, и наклеила на лицо несколько мушек из черной тафты.

Наемный экипаж заставил ожидать себя довольно долго, так что залы, приготовленные для бала, были переполнены гостями, когда приехали Гейстеры, и они могли только издали поклониться хозяйке дома.

Барон Бушпорн был сыном интенданта Корсики, изгнанного оттуда во время революции. По слухам, он торговал кружевами в Гамбурге до получения звания гофмаршала, и как человек ограниченного ума держал себя с напыщенной важностью. Он женился недавно на единственной дочери французского префекта, Флоре Делапорт, миловидной стройной женщине с бледным лицом. Это был первый парадный вечер молодых супругов, которые любезно, хотя и с некоторой торжественностью встречали гостей.

Гейстеры очутились в пестрой толпе. Сначала никто не садился, и гости расхаживали по комнатам, любуясь их великолепным убранством. Две ярко освещенные залы, разделенные несколькими ступенями, были приготовлены для танцев; по обеим сторонам нижней залы шли крытые галереи с зеркальными стенами, уставленные цветами, они примыкали к лестнице, покрытой ковром из зеленого мха. Последняя вела в зимний сад. Это была длинная зала, освещенная разноцветными фонарями, с аллеями из тропических растений и искусственным звездным небом. Вдоль стен, драпированных зеленью, стояли вазы с цветами и между ними устроены были низкие скамьи из дерна. У входа стояла мраморная статуя Минервы с лавровым венком, направо и налево были статуи Аполлона и Бахуса, а в конце залы богини Цитеры в зеркальной нише, убранной венками из роз.