Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Но захотят ли они воспользоваться приглашением? Вы говорили, что они предпочитают избегать всякого общества.

— Все, получившие приглашение, должны явиться на праздник, устроенный в честь их величеств, потому что этим они могут показать свои верноподданнические чувства!..

В этот момент раздался рожок почтальона, а вслед затем послышался стук колес подъехавшего экипажа.

Иероним встал и, стараясь придать своему лицу веселое выражение, поспешил навстречу своей супруге.

Королева привезла с собой принцессу Гогенлоэ-Кирхберг и представила ее Иерониму, который после обмена обычными приветствиями, взял под руку обеих дам и повел их по лестнице. Едва поднялись они на несколько ступеней, как под окнами раздались звуки оркестра, игравшего национальный гимн: «Oú peut-on etre mieux qu’au sein de la famille!»…

Сентябрь начался ясными, теплыми днями, обещавшими хорошую осень. Оживление, вызванное возвращением двора в Кассель, на этот раз было менее заметно, потому что совпало с последними днями кассельской ярмарки. Улицы были переполнены народом, среди общего веселья почти никто не обращал внимания на вереницу экипажей с нарядными дамами и кавалерами, ехавшими во дворец к парадному обеду.

Обширное пространство от Konigstrasse до ворот Ауэ было занято балаганами, каруселями, панорамами и прочим. Многочисленные музыканты с барабанами и кларнетами, певицы, играющие на цитрах, и шарманки еще более увеличивали оглушительный ярмарочный шум. Но тем рельефнее выступала торжественная тишина окружающего осеннего ландшафта, хотя все были слишком заняты, чтобы заметить этот контраст. Молодежь больше всего теснилась около панорамы, где за четыре сантима показывали Наполеона и его маршалов, и сиплый голос скороговоркой прославлял геройские подвиги нового Александра Македонского. В другом месте толпа спешила к зверинцу, чтобы взглянуть на львов, тигров, гиен и всяких редких зверей, пока громкие рукоплескания на противоположном конце площади не возвестили, что канатные плясуны начали свое представление, и часть публики тотчас же устремилась в эту сторону.

В лавках и балаганах было также немало народа. Лина, при хороших средствах мужа, еще в начале ярмарки сделала все необходимые покупки для зимнего туалета и хозяйства, и теперь пришла сюда с Германом и Людвигом на прогулку. Они уже не раз бывали вместе на ярмарке и постепенно познакомились с ее достопримечательностями. Чтобы не пропустить ни одного зрелища, они решили сегодня зайти к месье Жанет, чтобы взглянуть на его канареек, которые клювами доставали складные буквы из ящичка и составляли из них слова, придуманные кем-нибудь из присутствующих. Это редкое зрелище, как всегда, привлекло многочисленную толпу, которая с нетерпением ожидала появления самой искусной канарейки, которую Жанет называл «monsieur le professeur». Перед началом представления он торжественно вынес ее на своей руке.

— Господа! — воскликнул он, обращаясь к публике. — Вы видите перед собой ученого профессора, который в своем искусстве не имеет себе равного в Европе. Это не простая желтая канарейка! Рассмотрите ее внимательно: у нее серые перья и зеленоватое брюшко, как у ее прародителей на Канарских островах. Девять лет занимался я обучением этой птицы, чтобы надлежащим образом подготовить ее в азбуке и алгебре, и труды мои не пропали даром. Allons, monsieur le professeur, travaillez Для вашей собственной славы!

Началось представление: еврей Зусман пробрался в первый ряд зрителей и передал Жанету написанное слово, которое должна была сложить канарейка. Исполнив это с некоторой торжественностью, он окинул глазами публику и, заметив Германа, крикнул ему:

— Господин доктор, я написал знаменитую фамилию Якобсон, пусть маленький профессор сложит ее по буквам!

При этом Зусман, чтобы привлечь внимание Германа, стал махать ему своим пестрым платком и так перепугал «маленького профессора», что он кинулся к золоченой клетке, в которой сидели его товарищи, ударился головой о проволоку и упал со стола.

— Тише! Бога ради, не шевелитесь! — закричал Жанет взволнованным голосом, бросаясь на землю, чтобы спасти «профессора». Но испуганная птица, избегая руки хозяина, стала кидаться под ноги зрителям. Жанет в исступлении кричал во все горло, стоявшие около него, желая помочь его горю, стали также ловить птицу и нечаянно раздавили ее.

Жанет пришел в полное отчаяние и, не помня себя от ярости, поднял кулаки, чтобы ударить виновника несчастия, но так как Зусман успел исчезнуть в толпе, то он схватился обеими руками за собственную голову. Проклятия, угрозы и жалобы быстро следовали одни за другими.

— Бедный мой профессор! — проговорил он сквозь слезы. — Девять лет дрессировал я тебя! Кормилец ты мой… adieu! Наполеон de tous les canariens… adieu! Et sarce cochon, погибнуть из-за какого-то canaille de juif!..

При последних словах, оскорбительных для евреев, послышался голос из толпы:

— Остановитесь, месье Жанет! Полковник Бонгар приказывает вам замолчать!

Голос показался знакомым Герману, и он увидел, что говорил молодой человек, которого он знал под именем Вильке. Рядом с ним виднелась стройная фигура шефа жандармов Бонгара.

— Зачем вы упоминаете имя Наполеона и оскорбляете евреев, граждан Вестфалии! — продолжал молодой человек. — Успокойтесь, месье Жанет! Вас постигло несчастье: знаменитая канарейка отправилась к праотцам. Но кассельские евреи щедро вознаградят вас за то, что вы, по неосторожности одного из них, лишились вашего «профессора»… А пока мы закроем ваш балаган на сегодняшний день. Многоуважаемые сограждане, прошу вас, разойдитесь!

Толпа зрителей двинулась к выходу. Старик Бонгар в знак одобрения потрепал по плечу находчивого молодого человека.

Выйдя из балагана, Лина выразила свое сочувствие бедному владельцу птицы, но Гейстер уверил ее, что обещание Вильке будет выполнено, и Жанет не останется в убытке.

— Заметили ли вы, — добавил он, обращаясь к своим спутникам, — что этот молодой человек сначала заступился за евреев и назвал их гражданами Вестфалии, а затем бесцеремонно распоряжается их карманами и заявляет, что кассельские евреи должны нести ответственность за неосмотрительность одного из своих единоверцев…

Разговаривая таким образом, они незаметно выбрались из толпы и дошли до угла дома министерства юстиции. Здесь им встретился Симеон, который возвращался домой с парадного королевского обеда, он выглянул из окна кареты и подозвал к себе Гейстера.

— Вероятно, какое-нибудь поручение от короля, — заметил Герман, идя медленно под руку с Линой.

— Только бы не на сегодняшний день! — воскликнула она. — Погода такая прелестная, что мне будет очень жаль, если Людвиг сядет за дела, и расстроится наша прогулка в королевский парк… На следующей неделе мы собираемся в Гомберг, на нашу дачу. Ты, конечно, поедешь с нами, Герман.