Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

Вскоре все общество устремилось в верхнюю танцевальную залу, где ожидали прибытия их величеств; и едва те появились, как заиграл оркестр и раздались громкие возгласы: «Vive le Roi! Vive la Reine!»

Король и королева заняли приготовленные для них места. Иероним был, как всегда, в белом гвардейском мундире с оранжевым воротником и обшлагами; на королеве было кружевное платье, затканное золотом, с длинным шлейфом, все убранное гирляндами цветов.

Гофмаршал, по желанию короля, попросил своих гостей пройти из нижней залы в верхнюю мимо их величеств, попарно, группами или в одиночку, смотря по характеру их костюмов. Затем он встал за стулом короля, чтобы называть имена лиц, не знакомых его величеству, и объяснять некоторые загадочные наряды. Тут было собрание всевозможных народностей, олимпийских богов и богинь, разных знаменитостей старой и новой истории и прочее. Среди всех этих пестрых и богатых костюмов рельефно выделялся незатейливый наряд Гейстеров, тем более что редкая красота Лины сразу привлекла общее внимание. Королева предупредила желание своего супруга и попросила гофмаршала подвести к ней заинтересовавшую ее чету. В то время как Гейстер отвечал на вопросы ее величества, Иероним встал со своего места, чтобы посмотреть вблизи на красивую женщину, которую он видел мельком в комнате Сесили. При этом он не мог устоять от искушения и взял ее за руку, под предлогом показать ее костюм королеве.

Бал начался полонезом, в котором приняли участие их величества. Гофмаршал был в первой паре с королевой; Иероним составил вторую пару с баронессой Бушпорн, за ними чинно выступала длинная вереница пар. Но порядок тотчас же нарушился по окончании полонеза. Гейстеры старались по возможности держаться вдали от остального общества, тем более, что некоторые из придворных, завидуя милостивому вниманию, которого они удостоились от их величеств, выказывали им явное пренебрежение, и даже знакомые только мимоходом раскланивались с ними. Поэтому они решили не оставаться до конца праздника и уехать незаметно во время танцев.

Между тем оркестр заиграл вальс, и стали составляться пары танцующих. Гейстеры воспользовались этим моментом, чтобы выйти в зимний сад, и, выбрав уютное место, принялись за десерт, разносимый в изобилии придворными слугами. Но им недолго пришлось оставаться в одиночестве, потому что вслед за ними вошла королева со своими Дамами, чтобы отдохнуть от шума и духоты танцевальной залы.

Лина с беспокойством взглянула на своего мужа; у обоих была одна мысль, как бы скорее выбраться отсюда и пройти к выходу, не обратив на себя внимания. Но в этот момент появился гофмаршал и торопливо подошел к ним.

— Очень рад, что встретил вас здесь! — сказал он, обращаясь к Лине. — Не угодно ли вам следовать за мной? Его величество желает протанцевать вальс со старогессенской невестой.

Лина хотела ответить отказом, но Гейстер остановил ее.

— Ты должна идти, это для нас большая честь, — шепнул он.

Гофмаршал подал ей руку и повел в залу. Гейстер пошел за ними.

Иероним вальсировал плохо, но Лина сумела соблюсти такт, и на этот раз ему удалось исполнить удовлетворительно немецкий танец, чем он остался, видимо, доволен. Поблагодарив Лину, он назвал ее своей учительницей.

— Я не ошибся! — сказал он. — Вы очаровательно танцуете, потому что, помимо костюма, соединяете в себе силу и грацию женщин старого времени. Как счастливы были мужчины, которые пользовались их расположением… Вы должны уделить мне немного любви, чтобы заставить меня полюбить ваших соотечественников! Повелевайте мною, я готов предупреждать малейшие желания такого прелестного существа…

Из этих слов можно было догадаться, к чему клонится разговор. Иероним, по окончании вальса, подвел свою даму к стулу и, усадив ее, сел рядом. При этом, согласно установленному этикету, все, находившиеся поблизости, удалились на известное расстояние. Этого одного было достаточно, чтобы перепугать Лину, но то, что говорил ей Иероним, внушило ей еще больший ужас.

Гейстер наблюдал издали за выражением ее лица и видел происходившую в ней душевную борьбу, он не сомневался, что только боязнь нарушить светские приличия заставляла ее сдерживать свое негодование. Но им овладело еще большее беспокойство, когда Лина отодвинула стул и, судя по движению головы, резко ответила королю. Сердце его замерло при мысли, что может произойти какой-нибудь скандал, что и случилось.

Лина поднялась со своего места и, слегка кивнув головой королю, отошла от него с таким гордым и недовольным видом, что в зале послышался шепот удивления. Испуганный Гейстер торопливо подошел к ней и, взяв за руку, шепнул ей: «Опомнись, Лина! Иди и сейчас же представь меня королю!..»

Он произнес эти слова таким повелительным, раздраженным тоном, что молодая женщина невольно повиновалась и, подойдя вместе с ним к королю, произнесла глухим голосом:

— Ваше величество, мой муж!

Иероним сделал несколько шагов им навстречу и, обращаясь к Лине, сказал с любезной улыбкой:

— Eh bien madame! Теперь все ясно для меня, а в первую минуту я не мог сообразить, что явилось причиной вашего бегства… вы пошли за вашим мужем! Это очень мило и вполне соответствует принятой вами роли. Вы представили нам добродетельную даму старых времен, которая довольствуется домашним очагом и не допускает мысли, что умная, красивая женщина может принимать поклонение света. Тем не менее прошу принять меня в число поклонников вашей красоты!.. Мне остается только просить вас, господин Гейстер, чтобы вы привозили почаще вашу жену в наше общество, а мы, со своей стороны, постараемся доставить вам такое положение в свете, что это не будет особенно тяготить вас. Bon soir! Желаю вам приятно провести вечер! Бушпорн превзошел самого себя в устройстве празднества, нужно отдать должное его изящному вкусу…

Лина часто слышала, что Иерониму ставили в упрек недостаток воспитания, но в эту минуту она не могла не признать его умения держать себя в обществе и редкой находчивости. Это сознание заставляло ее тем сильнее чувствовать нанесенное ей оскорбление. Гейстер, заметив, что она сильно побледнела и вся дрожит, поспешил вывести ее из залы в соседнюю комнату. Едва прошли они несколько шагов, как с ней сделалось дурно, и голова ее опустилась на его плечо. Он положил ее в кресло и с отчаянием думал о том, что ему делать и к кому обратиться за помощью. Но в эту минуту в дверях показалась пара: пожилая некрасивая дама, одетая пастушкой, и кавалер в костюме фернейского философа, с которым он представлял поразительное сходство. Дама поспешно подошла к Лине, дала ей понюхать какой-то флакон и стала усиленно тереть ей виски.