Густав Эмар - Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях

— Ну что, вождь? — спросил его Валентин.

— Все хорошо! — отвечал Курумилла, не останавливаясь и направляясь к лагерю.

Валентин не расспрашивал его более; он слишком давно знал вождя индейцев, чтобы сомневаться в верности его наблюдений; он также был уверен в том, что Курумилла безгранично предан несчастным детям дона Луиса.

Искатель следов догадался, что в голове вождя индейцев созрел какой-то план.

Они оба вошли в лагерь.

Борьба прекратилась; кроу, как голодные волки, рыскали по неприятельскому лагерю и грабили все, что попадалось им под руки.

Валентин Гиллуа не мешал им.

Анимики свято выполнил условие, заключенное им с Искателем следов: ни один из его подчиненных не нападал на женщин и не оскорблял их ни словом, ни действием; они были собраны в одном из углов лагеря под надзором двух охотников.

Несчастные дрожали от страха и холода, их жалкий вид невольно возбуждал сострадание.

Валентин отозвал вождя Воронов в сторону; переговорив несколько слов вполголоса и пожав друг другу руку, они расстались.

Валентин просил Анимики позволить женщинам и детям взять свою одежду.

Вождь Воронов считал себя слишком одолженным помощью охотников, чтобы отказать в такой незначительной просьбе их начальнику, который притом не мешал ему воспользоваться добычей.

Анимики хорошо понимал, как было для него полезно жить в ладу со своим могущественным союзником, а также, что, полагаясь на собственные силы, он никогда не успел бы овладеть лагерем.

Вследствие таких соображений он поспешил отдать приказание возвратить в целости женщинам и детям все их вещи.

Это распоряжение тотчас же было исполнено в точности.

Валентин Гиллуа собрал охотников, велел навьючить вещи невольниц на нескольких мулов; потом, простившись с вождем Воронов, он удалился со своим отрядом, в середине которого находились женщины и дети.

Охотники направились к Воладеро.

Несчастные невольницы не знали, в какие руки они попали; они думали только о том, что у них теперь другие хозяева, и со страхом ожидали неведомого своего будущего.

Во все время перехода они плакали и горевали так что их невозможно было утешить.

Охотники мало заботились о них, потому что должны были с трудом отыскивать в темноте дорогу и с большим вниманием следить за тем, чтобы их мулы не свалились в пропасть, которая тянулась вдоль всего берега реки Журдан.

Наконец к семи часам утра они достигли Воладеро.

Валентин должен был сделать несколько поворотов, чтобы наконец отыскать вход, которым женщины могли, хотя с большим затруднением, войти в подземелья.

Охотники зажгли огни в нескольких пещерах, соединенных между собою узкими проходами; женщины и дети были помещены в отдельной пещере.

Постели им были устроены из сухой травы, а сложенная в этой пещере одежда была предоставлена в их полное распоряжение.

Затем Валентин приказал охотникам удалиться, предоставив несчастным невольницам свободно предаться сну, в котором они так нуждались.

Охотники расположились в гроте, уже знакомом читателю.

Четверть часа спустя все обитатели Воладеро были погружены в глубокий сон, за исключением одного только Искателя следов, который сидел перед огнем, опустив голову на руку и предавшись размышлениям.

Около десяти часов утра вошел Бальюмер.

Валентин поднял голову.

Охотник приблизился и сел возле него.

— Что нового? — спросил его Валентин после некоторого молчания.

— Ничего особенного, только одно верное известие.

— Какое?

— Что донна Розарио и те, которые сопровождали ее, не попали в руки капитана Кильда.

— Отчего вы так думаете, мой друг? — быстро спросил Валентин.

— Я не только думаю, но и убежден в этом.

— Но откуда же вы получили такие сведения?

— Я напал на следы бандитов, которые ясно отпечатались вокруг пещеры, где была скрыта донна Розарио; эти следы привели меня в лес, где я тотчас же и потерял их. Потом я снова напал на следы, по которым пришел к новому лагерю, устроенному капитаном в великолепной позиции, так что этот лагерь кажется недоступным.

— Как, капитан успел устроить новый лагерь? — спросил Валентин с изумлением, — но, вероятно, у него очень мало людей в нем!

— Вы ошибаетесь, мой друг; заметьте, что бандитов очень мало было убито; после первых выстрелов они разбежались во все стороны; как только опасность миновала, жадность возвратилась к ним, и они собрались снова, чтобы вознаградить себя за все потерянное; кроме того, чувство самосохранения заставило их позаботиться о сооружении нового лагеря. Притом же их капитан успел спасти все предметы большей важности.

— Сколько, вы думаете, осталось у него людей?

— От сорока пяти до пятидесяти человек.

— Не более?

— Как раз половина того, что у него было.

— Это правда; уверены ли в том, что донны Розарио нет в этом новом лагере?

— Совершенно уверен; там нет ни одной женщины.

— Однако вы не проникли в лагерь?

— Не мог же я добровольно подвергать себя такой очевидной опасности.

— Как же вы после этого можете быть уверены, что там нет ни одной женщины?

— А вот как: капитан послал нескольких человек прорубить засеку, чтобы сделать таким образом свободный проезд к своему лагерю. Я внезапно овладел одним из этих работников и, приставив нож к горлу, стал допрашивать. Мошенник начал было сопротивляться и спорить, но, когда увидел, что я не шучу, счел более благоразумным повиноваться. Он сознался мне, что индейцы увели всех женщин, и когда я, не поверив этому, сильно уколол его концом своего ножа, он мне сказал: «Посмотрите сами, в нашем лагере нет еще ни одной палатки, где же мы могли бы скрыть женщин, если бы они были с нами?» Замечание было совершенно справедливо, и я был вынужден отпустить его; я даже воздержался от того, чтобы дать ему несколько пинков в дорогу. После того я возвратился прямо к вам с известием, что старому плуту капитану Кильду не удалось захватить добычу. Нет ли у вас каких-нибудь приятных новостей?

— Благодарю вас, Бальюмер, — сказал задумчиво Валентин, — эта весть все-таки приятная; но увы! Что сталось с бедным ребенком в продолжение этой ужасной ночи?

— Она же была не одна, мой друг!

— Я это знаю, ее сопровождала другая молодая девушка, с ней был еще молодой человек, почти ребенок.

— Блю-Девиль утверждает, что этот мальчик необыкновенно храбр, благоразумен, превосходно знает местность и, главное, очень предан донне Розарио.

— Все это я допускаю, мой друг, но все-таки не думаю, чтобы ребенок мог защитить ее.

В это время вошел Кастор.

— Откуда вы идете, мой друг? — спросил его Валентин.

— Я шлялся по окрестностям и думаю, что недаром.

— Объяснитесь же.