Густав Эмар - Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях

— О да, милостивый государь!

— Мы совершенно счастливы!

— Благодарим вас от всего сердца!

— Наша признательность к вам будет беспредельна!

— Бог наградит вас!

Выражения признательности невольно вырвались у этих несчастных, измученных душевной скорбью созданий, сердца которых так внезапно переполнились радостью.

— Хорошо, хорошо! — прервал их Валентин. — Теперь желаю вам хорошего аппетита! Пейте, ешьте и не думайте ни о чем! Скоро ваши заветные желания исполнятся!

Поклонившись бедным невольницам, которым он принес надежду и счастье и которые теперь толпились вокруг него с выражением радости и упования, Искатель следов удалился, оставив Кастора и Бальюмера раздавать завтрак.

Охотники между тем уже проснулись и были прилежно заняты своими утренними работами: одни чистили лошадей, помещенных в отдельной пещере, другие отправились искать воды и сухих дров, наконец, третья деятельно хлопотали о приготовлении завтрака.

Когда вошел Валентин Гиллуа, все с еще большим усердием занялись каждый своим делом.

Появление Искателя следов было встречено единодушным восклицанием; каждый спешил пожать ему руку и пожелать доброго утра.

Валентин отвечал каждому из них радушным приветствием.

К полудню приготовления окончились и все собрались к обеду.

Охотники расположились группами по восемь или по десять человек; они весело разговаривали, смеялись и шутили.

Валентин Гиллуа, Бальюмер и Кастор поместились отдельно у огня; между ними царствовало мертвое молчание.

Наконец, Бальюмер прервал его.

— Между нами недостает еще многих, — сказал он, — не говоря уже о вожде, причина отсутствия которого мне известна, я не вижу ни Навая, ни экс-лейтенанта капитана Кильда… как вы его называете, Валентин?

— Блю-Девиль, — отвечал охотник.

— Ни Блю-Девиля, ни Бенито Рамиреса; разве они еще не возвратились?

— Нет еще.

— Странно! — заметил Бальюмер.

— А! О волке помолвка, а он на порог, — сказал Кастор. — Вот и Рамирес!

И действительно, в эту минуту на пороге показался молодой человек.

Он молча подошел к присутствующим и сел между Бальюмером и Кастором.

Рамирес был чрезвычайно задумчив и печален.

— Вы ничего не открыли? — спросил его Валентин.

— Ничего, — уныло отвечал молодой человек.

— Дорогой мой Октавио, — сказал охотник, тихо положив руку на его плечо, — не падайте духом, вооружитесь терпением!

— О, если бы вы знали, как я страдаю, — пробормотал он с выражением полного отчаяния, — мое сердце разбито!

— Не унывайте, мой друг, донна Розарио находится в безопасности, с ней ничего дурного не случилось!

— Вы в этом уверены? — быстро спросил Рамирес, поднимая голову.

— Совершенно уверен.

— Как же вы узнали об этом? Разве вы получили какие-нибудь известия?

— Я не сам узнал об этом, но мне говорили…

— Кто?

— Курумилла.

— Вождь, наш друг?

— Да.

— Он видел донну Розарио?

— Не думаю.

— Но в таком случае как же он мог узнать, что она находится в безопасности?

— Не знаю, но вам известно, что Курумилла никогда не лжет, что он не был бы так спокоен, если бы не был убежден в том, что он высказал.

— Это правда, — сказал Рамирес. — Я сам заметил, что он, сверх обыкновения, слишком мало принимает участия в этом деле, поднявшем всех нас на ноги.

— Вот видите!

— Но, быть может, он ненавидит донну Розарио!

— Вы с ума сошли, мой друг! Он любит ее больше, чем я себя.

— Вы правы, мой друг, я положительно потерял голову; но как же он мог узнать?

— Это всегда было для меня загадкой, я живу с ним почти неразлучно около двадцати пяти лет, в продолжение которых не раз бывали подобные случаи, но Курумилла никогда не ошибался. Я совершенно убежден в том, что все то, что сегодня он сообщил мне, сбудется с математической точностью.

— Но что же, наконец, он сообщил вам?

— Он сказал мне час тому назад, когда мы сидели вместе: не беспокойтесь, Курумилла хорошо видел; донна Розарио в безопасности; сегодня брат мой получит приятные известия и узнает все.

— Он так сказал вам?

— Слово в слово, как я передал вам; эти господа были при этом.

— Это правда, — подтвердили два охотника.

— Отчего же он выразился так неясно?

— Курумилла человек осторожный, он никогда не выскажет того, что, по его мнению, не следует говорить.

— И вы поверили всему этому?

— Вполне. Я знаю, что Курумилла никогда не решился бы обманывать меня; его уста никогда не осквернялись ложью. Неужели вы думаете, что я был бы так спокоен, если бы не полагался на слова вождя?

— Это правда; простите мне мое недоверие.

— Берите пример с меня, мой друг, вооружитесь терпением и спокойно ожидайте, пока сбудутся предсказания вождя; будьте благоразумны.

— Вы совершенно правы; мне совестно за свое малодушие.

— Ну, вот и давно бы так! Я вижу, что вы наконец успокоились.

— О да! Вы не говорили бы таким тоном, если бы ожидали какого-нибудь несчастья; ваше спокойствие внушило мне надежду на счастье, дало мне жизнь!

— Браво! Вот это мне нравится! За ваше здоровье!

— И за ваше также! — воскликнул весело молодой человек. — Вы превосходный доктор и неоценимый товарищ, Валентин; в несколько минут вы вылечили меня от тяжкого душевного недуга.

— От сумасшествия, — подсказал охотник.

Так печально начавшийся завтрак окончился шумными, веселыми тостами и шутками.

Все присутствующие закурили трубки и продолжали оживленный разговор.

В это время в пещеру вошли три человека: Блю-Девиль, гамбусино Навая и Пелон.

— Пелон! — вскрикнул Рамирес, роняя изо рта зажженную сигару.

Навая казался полупомешанным; от радости он не знал что делать: он смеялся и плакал в одно и то же время и каждую секунду душил сына в своих объятиях, повторяя восторженным голосом:

— Сын мой со мною! Мой сын Пелон, мой дорогой сын! Храбрый мальчик, он убил Шакала! Обними меня, дитя мое, еще! еще! как долго мы были в разлуке! Бедный Пелон, он много перенес! он убил Шакала, бандита, немца! Молодец Пелон! Это мой сын, сеньор Валентин! Не правда ли — он вырос, сделался прекрасен и возмужал? Обними своего отца, малютка! твоего отца, который так долго тебя оплакивал!

Потом мало-помалу эти восторженные порывы утихли; гамбусино сел, подпер голову руками, и устремил на сына взоры с выражением безграничной любви, между тем как по его лицу катились крупные слезы, которых он и не думал вытирать.

— Этот молодой человек Пелон сопровождал донну Розарио, — сказал Рамирес, обращаясь к Валентину, — он должен знать, где она находится, не спросить ли его?

— Ему известно, где она теперь находится, — сказал тогда Блю-Девиль, — он не оставлял ее ни на одну минуту. Славный мальчик! Он приехал прямо от донны Розарио, на дороге он встретил Шакала, одного из самых свирепых бандитов капитана Кильда, и, не долго думая, размозжил ему череп выстрелом из своего ружья.