Густав Эмар - Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях

— Он очень рассудительный и красивый молодой человек, — заметил Валентин, который в продолжение нескольких минут молча наблюдал за Пелоном. — Он мне очень нравится и должен быть честный малый.

— Да, — подтвердил Блю-Девиль, — несмотря на свои лета, он заслуживает совершенного доверия.

— Спросите же его, — настаивал Рамирес с раздражением.

— Вы правы, мой друг, я сейчас же расспрошу его, так как нам не следует терять времени. Пойдите сюда, молодой человек, — прибавил он, обращаясь к сыну гамбусино.

— К вашим услугам, милостивый государь, — отвечал молодой человек, подходя и вежливо кланяясь.

— Мне сказали, что вы желаете говорить со мною от имени особы, пославшей вас ко мне?

— Да, милостивый государь, если только вы Валентин Гиллуа.

— Я Валентин Гиллуа, друг мой, говорите.

— Моя госпожа, донна Розарио де Пребуа-Крансе поручила мне вручить вам письмо.

— Как здоровье вашей госпожи, как вы называете ее? — спросил с улыбкой Валентин.

— Ее здоровье превосходно; но не угодно ли вам, милостивый государь, прочесть ее письмо, из которого вы, вероятно, узнаете все, что с ней случилось.

Он вынул письмо из-за пояса, где оно было спрятано, и передал его Валентину.

Искатель следов взял письмо; рука его немного дрожала от волнения, когда он знаком пригласил Пелона следовать за собою к широкому отверстию, которое служило в пещере окном; там он распечатал письмо и начал читать его.

Валентин два раза прочел это письмо; он, казалось, взвешивал каждое слово, изучал каждую фразу; его вечно спокойное и невозмутимое лицо меняло теперь свое выражение каждую секунду.

Его друзья не решались спрашивать, но тем не менее ожидали новостей в каком-то напряженном состоянии.

Наконец, Валентин сложил письмо и, тщательно спрятав его на груди, посмотрел прямо в глаза молодому человеку.

— Скажете ли вы мне правду? — спросил он его.

— Я никогда не лгу, — отвечал молодой человек с достоинством.

— Хорошо, — сказал Валентин, — я вам верю. Правда ли все то, что пишет мне донна Розарио?

— Я не знаю, о чем пишет вам моя госпожа, милостивый государь, но если она сообщает вам в этом письме, что Браун в плену, что она непременно бы погибла без помощи капитана Грифитса, с которой последний подоспел как раз вовремя; что он, по просьбе госпожи моей, постарался снабдить меня всеми средствами, чтобы доставить вам это письмо; что капитан Грифитс человек в высшей степени великодушный и честный охотник и что он обходится с госпожой моей с надлежащим почтением и вежливостью; если моя госпожа писала вам обо всем этом, то я могу поручиться за справедливость этих известий.

Валентин Гиллуа слушал молодого человека с большим вниманием. Когда Пелон окончил, он на минуту задумался, потом положил руку на плечо молодого человека и снова устремил на него свой проницательный взгляд.

— Верю, — сказал он, — что вы не обманываете меня. Вы вместе со мною отправитесь к вашей госпоже.

— Вы доставите ей этим большое удовольствие, — отвечал Пелон с радостью, — ее единственное желание — как можно скорее вас видеть.

— Хорошо; не говорите никому ни слова о том, что знаете относительно вашей госпожи.

Молодой человек поклонился.

Валентин подошел к огню.

— Господа, — сказал он, — донна Розарио находится в безопасности, и я отправляюсь к ней; я надеюсь, что она скоро будет между нами.

Позвольте мне не говорить теперь вам ничего более, потому что я не могу этого сделать. Дон Октавио, друг мой, еще несколько часов терпения, прошу вас об этом во имя нашей дружбы.

— Я повинуюсь, — отвечал грустно молодой человек.

— Всего важнее, чтобы меня никто не сопровождал. Пойдемте, Пелон!

— Вы уводите моего сына! — вскрикнул гамбусино.

— Да, мой друг, — отвечал Валентин, — а разве вы мне не доверяете его?

— Вам? О, сеньор! И отец, и сын всецело принадлежат вам.

Пелон обнял своего отца и последовал за Валентином.

Через пять минут оба отправились полной рысью по направлению лагеря Сожженных лесов.

— Что бы это значило? — пробормотал Рамирес.

— Терпение, — отвечал со смехом Блю-Девиль, который его подслушал.

В продолжение всего пути от Воладеро до Сожженных лесов оба всадника не сказали друг другу ни одного слова.

Валентин снова возвратился к письму донны Розарио, стараясь припомнить его содержание.

Искатель следов был вполне уверен, что оно было написано молодой девушкой под диктовку начальника Сожженных лесов и что ни одна в нем фраза не выражала настоящей ее мысли.

Это письмо, по его мнению, было ничего более как ловушка.

Охотник усиленно напрягал свой ум, стараясь открыть причины, побудившие капитана Грифитса прибегнуть к подобному средству для достижения какой-то скрытой цели.

Иногда он готов был поверить, что донна Розарио писала это послание без посторонней помощи, и тогда поступок капитана Грифитса представлялся в его глазах действительно честным и великодушным.

Но вдруг он подымал голову и восклицал:

— Это невозможно! Этот человек хитрит, он пробует поймать меня на удочку! Похититель донны Долорес де Кастелар, авантюрист, который решается вести постыдный торг с этим мерзавцем капитаном Кильдом и покупать у него несчастных молодых девушек с целью продать их потом мормонам, — такой человек не может быть честным. Он хочет меня провести, он хитрит, но для чего?

И он снова погрузился в размышления.

И действительно, все перечтенные охотником поступки капитана Джона Грифитса падали черным пятном на его репутацию.

Уж одно похищение донны Долорес возмущало его до глубины души.

Коммерческие сношения начальника Сожженных лесов с капитаном Кильдом, имеющие целью доставлять мормонам несчастных молодых девушек, силой отнятых у их родителей, внушали отвращение честной натуре Искателя следов, в его глазах человек, так цинически производивший, в виду всех, эту постыдную торговлю, не мог быть способен на доброе дело.

Но несмотря на то, что он сознавал всю низость подобного поведения, что он инстинктивно чувствовал, что под этой маской кроется что-то темное, таинственное, чего ему никак не удавалось разгадать, — сомнение невольно вкрадывалось мало-помалу в его душу.

— Кто знает? — говорил он, — но теперь все разъяснится!

Теперь он уже не рассуждал утвердительно, он сомневался, он готов был даже выслушать оправдание капитана, быть может, в глубине своего сердца он искренно желал найти его невинным.

У Валентина Гиллуа была прежде всего честная натура, прямой и благородный характер, и он, как и все люди, обладающие подобными качествами, старался во всем отыскать свои хорошие стороны.