Виктор Смирнов - Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

Сзади вдруг послышалось какое-то шевеление, Юра испуганно обернулся и глаза в глаза встретился с оборванным рослым пареньком с вымазанным сажей лицом. Беспризорник с вызовом смотрел на Юру.

— Мы давно за тобой наблюдаем, еще когда ты только сюда пришел, — сказал он. — Шпионишь?

— Ни за кем я не шпионю, — оскорбился Юра, его вовсе не испугал грозный вид мальчишки. — Просто пришел… Я, может, тут гуляю!

— Ха! Он гуляет! — возмутился явной ложью беспризорник. — Сидел в яме, выглядывал…

— А вам, собственно, какое дело! Где хочу, там и гуляю!..

— А может, тебе за нами поручено следить! — И беспризорник громко, в четыре пальца, как умеют только голубятники, свистнул.

И тотчас окружающая костерок ватага сорвалась с места, рванула из раскопа, обступила Юру.

— Вот! Брешет: гуляю тут! — доложил беспризорник своим товарищам. — А сам за нами зырит!

— Ни за кем я не зырю, — оказавшись в таком опасном окружении, стал оправдываться Юра. — Я, может, сам от шпиков спасаюсь. Меня, может, тоже сейчас…

— Три ха-ха! Кому ты нужен! — Беспризорник опять обратился к товарищам: — Опять, гад, брешет!

— А может, и не брешет! — раздался за спиной Юры чей-то спасительный голос. — Это наш пацан!

Юра обернулся, взглянул на своего защитника и даже не поверил своим глазам: перед ним стоял Ленька Турман, все в таких же развевающихся клешах, только еще более похудевший, с погрубевшим лицом и наголо остриженный.

— Леня! — обрадовался Юра и даже как-то подался к нему, чтобы поздороваться за руку и этим показать остальным, что они с Ленькой Турманом не какие-то там случайные знакомые, а очень даже хорошие приятели, может, даже друзья.

Но Ленька не ответил на этот порыв, не протянул руки, лишь критически осмотрел его с ног до головы и с легким презрением в голосе сказал:

— Совсем обуржуазился! — и, вспомнив их предыдущую встречу, спросил: — Что, нашел все-таки свою теху?

— Нашел! Только я тогда, Леня, все тебе выдумал — ну что тетю ищу. То есть я знал, что у меня где-то есть тетя, мамина сестра, только не знал, где ее искать. А оказалось, она живет здесь, под Севастополем…

— Во, Турман, видишь! Сам сознался, что и тебе набрехал!..

— Тихо! — остановил базар Ленька и вновь строго спросил Юру, совсем как на допросе: — Ну давай! Трави дальше про тетку! Мы любим байки про теток слушать!

— Но я же правду! Мамина сестра. Только не здесь, в Севастополе, а в Александро-Михайловке. И еще муж у нее — летчик.

— Белый?

— Он инструктор. Ну учит на летчиков.

— А еще у тебя был другой дядька, помнишь? Который в крепости сидел…

— Это не дядька. Это Кольцов. Мой друг Павел Андреевич Кольцов. Его как-то выпустили. Или сбежал, не знаю точно. — Юра объяснял непоследовательно, сбивчиво, но по мере его рассказа лицо Леньки Турмана становилось менее агрессивным, разглаживалось, добрело.

— Про Кольцова весь Севастополь знает, — сказал Ленька. — Я еще тогда, когда заговорили, что адъютанта Кольцова то ли по ошибке, то ли как, из крепости выпустили, о тебе подумал. Вроде все сходилось, что и ты рассказывал… Это, значит, Кольцов и был твоим знакомым?

— Да.

Ленька посмотрел на своих товарищей и, указав глазами на Юру, вновь повторил:

— Я ж сказал, наш пацан!

Юра тоже в подробностях вспомнил их последнюю встречу, сеновал, где он гостил у Леньки.

— Леня, а помните, был у вас мальчишка, он мне еще свои ботинки подарил?

— Кляча, что ли?

— Да-да, Кляча! Он еще говорил, что скоро умрет.

— Живой! Его тоже какие-то сродственники нашли. В Бахчисарае живет, колбасу с салом жрет… А я чуть было не откинул коньки. Тиф. Уже было закапывать повезли, а я — раз! — и ожил. — И Ленька захохотал.

Потом Юра сидел с беспризорниками у костра, уминал поджаренный на огне хлеб и в подробностях, откровенно рассказывал Леньке и всем остальным о своих сегодняшних мытарствах. При этом он с ужасом представлял себе, как отнесутся родные в Александро-Михайловке к его исчезновению, что будет с тетей, у которой и так нездоровое сердце. Конечно, они бросятся в Севастополь его искать. Но где? Ходить по городу и спрашивать о нем прохожих глупо и бессмысленно. Нет, скорее всего, они поедут на маяк…

Маяк! Это слово вспыхнуло в его голове, словно огонь в ночи. Конечно, это, пожалуй, самый лучший выход из его бедственного положения. До маяка отсюда хода — сущий пустяк, верст восемь, может, чуть больше. Федор Петрович Одинцов — верный друг и старший товарищ — подскажет, как незаметно вернуться к тете. А скорее всего, он просто переправит его в Александро-Михайловку морем, на шаланде. Этот путь гораздо короче, чем по суше. И во много раз безопасней.

Юра торопливо засобирался, попрощался со своими новыми товарищами. Пообещал, что как-нибудь их проведает. Они в ответ показали ему здесь же, на территории Херсонеса, свое тайное убежище — небольшую не то пещеру, не то заброшенный подвал с полузаваленным всяким раскопочным мусором входом. Внутри было уютно, пол выстлан душистым сеном, полынью и чабрецом.

Ленька не захотел расставаться с Юрой, увязался его провожать. Они пошли по «Новой Земле» — участку, отделяющему Херсонес от маяка.

— Ты теперь всегда будешь у этих родичей жить? — вышагивая босыми ногами по галечнику, спросил Ленька.

— А больше у меня никого, — ответил Юра.

— А та, киевская, тетка?

— Ее убили. Только эта осталась. Еще Лизавета, двоюродная сестра, и дядя…

— Который летун?

— Ну да! Он меня обучает. Может, и я когда-нибудь летчиком стану, — похвастался Юра.

— А потом полетишь красных бомбить! — жестко сказал Ленька.

— К тому времени война закончится. А летчики все равно нужны. Потому что люди теперь всегда будут летать.

— Везучий ты, Юрка! Все тебе — в карман. А мне — так наоборот. То тиф, то холера, то отлупят, то с голоду пухнешь, — грустно сказал Ленька. — Знаешь, я решил перебиться тут до холодов, а потом — в Африку. Там завсегда лето, никакой одежки не надо. И жратвы от пуза. Эти вот, которые с рябчиками едят ананасы. Сытная, говорят, фрукта, свободно кусок мяса заменяет. И растут они там не то что в садах, а даже прямо на улицах: подходи и рви, никто слова не скажет. И еще хлебное дерево есть. Булку или там бублик можешь прямо с ветки сымать. Мне про это один знакомый морячок рассказывал, он туда плавал, все самолично видал. Обещал поспособствовать…

Они прошли мимо огромных керосиновых баков и складов Нобеля на западном берегу Стрелецкой бухты, миновали новенькие дачные поселки, тянущиеся до самой «Электры». А за «Электрой» сразу же Херсонесский маяк.

В последний момент вспомнив о строжайшем наказе — чужих на маяк не приводить, Юра сказал Леньке:

— Ты со мной туда не ходи, ладно? Подожди здесь, я скоро! — И он побежал по дороге. Обернулся. — Если меня на шаланде в Александро-Михайловку повезут, я все равно прибегу тебе сказать! Ты жди!