Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Красильников говорил как бы посмеиваясь над собой, и только по тоскливому свету в его глазах можно было догадаться, как измучен, как переживает он.

— Надо же! — задумчиво пожал плечами Кузьма Николаевич. — От самого Перекопа!.. Вас же, наверное, искали. В таких случаях самое правильное — где-то поблизости на время укрыться, пересидеть… Хотя о чем я: вам и укрыться было негде!

— Почему же, — сказал Красильников, — Евпатория к Перекопу, чай, поближе. А у меня там как-никак семья…

С тех пор как Семен Алексеевич очутился в Крыму, в нем жило постоянное желание побывать в Евпатории и хоть издали, хоть в щелочку поглядеть на жену и на двух своих сыновей. Младший, поди, и не помнит его. Да только не мог он выкроить время для такой радости — дома побывать! Потому что долг и совесть звали его в другую сторону…

Отвлекая Красильникова от тяжелых раздумий, Кузьма Николаевич подошел к фотографиям, приколотым над старым комодом, осторожно тронул одну, где был изображен солдат с Георгиевским крестом на груди.

— Узнаете? Я. В японскую еще! В аккурат крест получил. Там проще было. — Он печально усмехнулся: — И не хотелось бы нашими новостями окончательно расстраивать, так ведь все равно узнаете… В севастопольском подполье — провалы. И у нас… Собрались члены подпольного горкома на окраине города, на Петровской балке. — Кузьма Николаевич встал, ударил кулаком по ладони. — И вдруг дом окружают — контрразведка! Никто не смог уйти. Потом кого повесили, кого расстреляли… Много молодых было, их особенно жалко. Жигалина, Шполянская — совсем девчонки.

— За все взыщем! — глухо сказал Красильников и долго молчал, осмысливая услышанное, потом заговорил о своем: — Дело такое, Кузьма Николаевич: мне в Севастополь надо! Без промедления. Поможете?

Вслед за хозяином Красильников прошел в каморку без окон, где остро пахло какими-то химикатами.

— Тут у вас никак лаборатория целая?

— Это называется — прачечная, — поправил Кузьма Николаевич. — Сейчас лампу зажгу…

Семилинейная лампа осветила столик, заставленный бессчетными пузырьками. Здесь же что-то плавало в блюдечках, лежали кисти, скальпели, увеличительное стекло, стоял утюг. От стены к стене была протянута бельевая веревка, на которой сушились бланки паспортов.

— Видите? — улыбнулся Кузьма Николаевич. — Любой документ сотворим, были бы старые бланки!

— Старые? — удивился Красильников.

— А новые почему-то только белогвардейцам достаются, — пошутил Кузьма Николаевич. — Так вот. Старые надписи мы с помощью химии смываем. Потом бланки крахмалим, гладим, сушим… Словом, все как в первоклассной прачечной. А в конце концов вот что получается!. — Он с гордостью щелкнул по одному из бланков на веревке. — Чист, хрустящ — словно только что из типографии. Сейчас выпишем вам паспорт. А заодно и предписание, что отправляетесь по делам службы в Севастополь. Само собой, придется и приодеть вас поприличнее…

На рассвете следующего дня Красильников прощался с Кузьмой Николаевичем… Не выдержав, пожаловался:

— И рвусь в Севастополь, и страх меня за сердце берет: найду ли кого из товарищей или один как перст останусь?

Старый подпольщик, задержав его руку в своих больших ладонях, со вздохом сказал:

— Я и сам об этом всю ночь думал… Так и быть, дам я тебе, товарищ Красильников, один адресок в Севастополе. Люди верные, испытанные…

Подбирая галстук к вечернему костюму, Фролов открыл дорожный кофр и… насторожился. После некоторого раздумья откинул крышку чемодана, прошелся по комнате комфортабельного люкса и вызвал горничную. Миловидная девушка, неслышно приоткрыв дверь, остановилась на пороге:

— Да, господин?..

Постоялец, обычно такой приветливый, сейчас был угрюм, молчаливо и пристально глядел на нее.

— Катя, у вас есть основания быть недовольной мною?

— Как можно… — смутилась девушка. — Ваша доброта…

— Она останется прежней, если вы ответите мне: кто был здесь в мое отсутствие?

— Никого. Я только навела в комнатах порядок.

— Вы наводили его и в моих чемоданах?

— Нет-нет! — испуганно отшатнулась горничная, и в глазах ее появились слезы. — У нас с этим строго…

— Катя, я не хочу вам зла, но… — Фролов, покачав головой, умолк, а когда заговорил вновь, голос его приобрел жесткость, — но если вы не ответите мне, я потребую объяснений у хозяина гостиницы… Ну?

По щекам горничной текли слезы, но она не отвечала.

— Вам велено молчать? — догадался Фролов. — Тогда я, спрошу иначе: молчать приказали люди, которые были здесь?

Прикусив губу, горничная быстро взглянула на него и так же быстро едва заметно кивнула.

— Спасибо, Катя, — сказал Фролов. В его руке появилась ассигнация. — Не беспокойтесь: о нашем разговоре не узнает никто! — Он опустил ассигнацию в карман туго накрахмаленного передника горничной. — Идите, Катя.

Фролов переложил из кармана снятого костюма в вечерний те мелкие вещицы, без которых не обходится человек даже в минуты отдыха: портмоне, часы, блокнот, визитные карточки… Уже подойдя к двери, он вдруг вернулся, вынул из внутреннего кармана смокинга небольшой пакет из плотной непромокаемой бумаги, положил его на дно кофра и прикрыл сорочками…

Был вечер. Стемнело, но знойная духота не спешила покинуть город: стены домов, раскаленные камни мостовой возвращали накопленное за день тепло. Выйдя из вестибюля, Фролов в нерешительности остановился: день выдался хлопотным, трудным, хотелось пройтись по свежему воздуху.

— Добрый вечер, господин Федотов! — поздоровался, останавливаясь рядом, худощавый, высокий человек с тонкими чертами лица. Заметив удивленный взгляд Фролова, доброжелательно улыбнулся. — Мы с вами вместе путешествовали на «Кирасоне». Позвольте напомнить — граф Красовский.

— Да-да! Простите, граф, что узнал не сразу… — Фролов учтиво поклонился. — И вы остановились здесь?

— Нет, в «Бристоле». Там тоже отличные номера и превосходная кухня. Но меньше толкотни, ибо лучшей гостиницей в городе считается все-таки «Кист». — Сделав паузу, он опять улыбнулся. — Вечерний моцион?

— Да, хотел немного прогуляться, а потом поужинать.

— Позвольте составить вам компанию?

— Буду рад, граф. Остается только выяснить, где мы решим сегодня ужинать: здесь, в «Кисте», или в вашем «Бристоле»?

— Вы не станете возражать, если я предложу третье место? В «Лиссабоне» сегодня подают лангусты.

Прогуливаясь, они медленно шли по городу. Красовский оказался человеком общительным и небезынтересным. Чувствовалось, что он повидал мир и людей.

В ресторане «Лиссабон» было светло и богато. Они выбрали затененный высокой пальмой угловой столик. Неподалеку виднелись прикрытые бархатными портьерами отдельные кабинеты. Вдали возвышалась эстрада. В зале сидели чопорные, сановного вида мужчины в визитках, раздобревшие спекулянты, бывшие фабриканты и помещики, офицеры — преимущественно старшие, ну и само собой — дамы в платьях с глубоким декольте и с зазывным блеском глаз, не совсем определенного возраста, но вполне определенного поведения…