Джон Биггинс - Двуглавый орел

— Думаете, они будут этому рады? Вы о них говорите, будто о колонии в Африке.

— Возможно, так и есть. Если они в конечном счете вольются в Германию, то, откровенно говоря, мы сделаем для них доброе дело. Если честно, Прохазка, у этих малых народов нет будущего: у словенцев, чехов и остальных. Они существуют так долго, потому что империи Габсбургов удалось продержаться почти столетие. С этого момента будут учитываться крупные нации, война демонстрирует это как нельзя лучше. Жестоко поглотить их в Великой Германии? Гораздо хуже для них, в конечном счете, если мы этого не сделаем, ведь итальянцы так и ждут, чтобы их проглотить. Мы открываем им современный мир, заставляя догонять остальную часть Европы после тысячи лет дремоты. Это наша германская миссия: подталкивать отсталые народы в двадцатый век. "Deutsche Wesen soll die Welt genesen"— немецкий характер должен исцелить мир.

На следующее утро в канцелярии на лётном поле Капровидзы наконец-то зазвонил телефон. Мы были готовы к новому эксперименту в наведении артиллерии по радио с воздуха. До высшего командования дошли новости о нашем успехе в Монтенеро в начале августа, и планировалась новая операция, чтобы ослабить натиск на наши войска в Карсо.

Старый броненосец береговой обороны "Прага" стоял около Полы и собирался двинуться в Триестский залив 14 августа для обстрела многочисленной группы складов боеприпасов, обнаруженных при аэрофотосъемке в лесу около железнодорожной линии между Саградо и Рончи.

Корабль должен был бросить якорь около Систианы, открыть огонь из четырёх орудий калибра 24 см, максимально задрав стволы, и попытаться поразить склады в надежде вызвать общую детонацию, поскольку, как сказали наши артиллерийские эксперты, итальянцы, вопреки требованиям безопасности, сложили снаряды слишком близко друг к другу. Требовалась корректировки огня по рации — цель находилась на удалении двенадцати километров от берега и была скрыта от наших корректировщиков крутым береговым откосом Карсо. И, кроме того, для этого был нужен офицер-наблюдатель, знакомый с морскими сигналами и артиллерийским делом.

Выбор был очевиден, поэтому Тотту и мне приказали приготовиться к вылету на следующее утро. Нам предстояло лететь на "Ллойде", поскольку в фюзеляж "Бранденбургера" не поместились бы все принадлежности беспроводной радиостанции. Кроме того, чтобы облегчить вес, мы снова должны были лететь невооружёнными.

Я не слишком этому обрадовался, помня нашу встречу с "Ньюпором" над Монтенеро, поэтому решил на этот раз взять с собой для защиты что-нибудь помощнее, чем пистолет "Штайр". Правда, кавалерийский карабин Манлихера — не намного лучше, но это могло дать нам шанс, если позволить врагу подобраться поближе.

Что касается радиостанции, то мы узнали, что не придётся брать на борт громоздкий искровой передатчик, которым мы пользовались в Монтенеро. Вместо него нас снабдят последним словом немецкой радиотехники: ламповой радиостанцией "Сименс-Хальске".

Этот аппарат (как нам сказали) — более хрупкий, чем искровой передатчик, и почти такой же тяжёлый, но его можно точнее настроить, и вдобавок он позволит нам не только передавать, но и принимать сигналы, что избавит от прежней мороки с белыми, красными и зелёными ракетами.

С этим, по крайней мере, было довольно просто — установить днем радио и подняться в воздух для обмена серией проверочных сигналов с наземной станцией на аэродроме Хайденшафт. Чудеса начались, когда мы приземлились и обнаружили, что нас поджидает офицер морской связи, чтобы скоординировать планы на завтра.

Первым делом выяснилось, что морские карты не углубляются в материк до местоположения наших целей, а имперские армейские карты этого района не только сделаны в другом масштабе, на них ещё и другая координатная сетка. В конце концов, мне пришлось придумать "подкладку"— лист прозрачной бумаги с нанесённой на него морской сеткой, чтобы мы могли наложить её на армейскую карту.

Эту проблему было решить достаточно просто. Гораздо сильнее оказались различия в морской и армейской практике подачи сигналов артиллерии.

"Праге" потребовалось бы держать майора артиллерии в качестве офицера связи. Однако этот офицер не знал азбуки Морзе, так что пришлось бы назначить ему морского телеграфиста. Но в таком случае стали возникать вопросы субординации между армией и флотом.

Военно-морское самолюбие не допустит, чтобы армейский офицер отдавал прямые приказы экипажу линкора в море, так что морской корветтенкапитан был бы обязан передавать инструкции от майора корабельному радисту. Точно так же армейскому офицеру не позволено отдавать приказы непосредственно командирам орудийных башен "Праги".

Вместо этого (так в конце концов решили) он будет передавать необходимые координаты и угол возвышения корабельному артиллерийскому офицеру как "рекомендации", а тот передаст их командирам орудийных башен уже как приказы. Точно так же приказ "Огонь!" уважительно передадут военно-морскому офицеру связи, который затем передаст его командирам орудийных башен.

Более того, на случай, если что-то пойдет не так и службы начнут сваливать вину друг на друга, было решено дублировать все приказы в письменном виде. Подозреваю, лишь то, что сам я являлся морским офицером, избавило меня от старшины-телеграфиста, втиснутого вместе со мной в кабину аэроплана, чтобы передавать сигналы на корабль. Фактически, в процессе превращения моих наблюдений в выстрел из пушки была задействована цепочка не менее чем из семи человек. Такую систему контроля артиллерийской стрельбы могла изобрести только габсбургская Австрия.

Другой недостаток этой операции, по крайней мере, с нашей точки зрения, состоял в том, что наша рация "Сименс-Хальске" была ультрасверхсекретной. Сначала Краличек даже собирался запретить перемещать ее через линию фронта из страха, что ее захватят.

Лишь после битого часа объяснений с использованием диаграмм, что вести корректировку артиллерийского огня на своей стороне линии фронта довольно бессмысленно, он смилостивился, но с условием, что мы полетим с большим зарядом взрывчатки, закрепленным на установке, который взорвет ее (и нас), если мы разобьемся.

Вот так мы с Тоттом за целое поколение до появления японских камикадзе оказались в аэроплане вместе с двумя килограммами экразита, австрийской марки тротила, привязанного к рации киперной лентой и готового взорваться, если мы ударимся о землю. Весьма жизнеутверждающе.

Однако получилось так, что наша прекрасная новая радиоустановка в тот день почти не использовалась. Взлёт из Капровидзы задержался почти до десяти утра из-за тумана над целью (известно, что в низовьях Изонцо туманно даже летом). Так что только около одиннадцати мы пересекли границу рядом с Гёрцем и направились на юг, сделав полукруг над Градиска-д’Изонцо и Саградо, чтобы приблизиться к цели со стороны суши.