Джон Биггинс - Двуглавый орел

Нам, несомненно, предстоял тяжёлый полёт — начиная с Гёрца, вокруг регулярно рвались зенитные снаряды, а как только туман над аэродромами рассеется, нас начнут преследовать итальянские одноместные аэропланы. Поскорей бы закончить и отправиться домой — летать средь бела дня над вражеской территорией, без оружия и со здоровым куском взрывчатки, мне совершенно не нравилось.

Мы добрались до цели на высоте две тысячи метров под беспорядочным зенитным огнём — лишь для того, чтобы обнаружить, что цели больше нет. Пока мы кружили над лесной вырубкой, я внимательно изучил её в бинокль. Не осталось никаких сомнений— склад боеприпасов почти исчез.

Сравнивая эту сцену с аэрофотоснимком двухдневной давности, я мог различить — по бледным прямоугольным пятнам на траве— где были штабеля снарядов, покрытые брезентом, но почти все они теперь исчезли. Я рассмотрел вереницу похожих на жуков грузовиков, подпрыгивающих на ухабах лесной дороги и увозящих снаряды к жаждущим подкрепления огневым позициям.

Я установил переключатель радиоустановки на передачу, надел наушники и отстучал сообщение "Снарядов нет — запрашиваю, что дальше". Последовал сигнал подтверждения с "Праги", далёкая серая тень над ярко-синим простором Адриатики, и ничего больше.

Тем временем мы продолжали беспокойно кружить, уворачиваясь от снарядов. Я представлял себе замешательство и смятение, воцарившиеся в боевой рубке старого линкора. Но сейчас для нас, летающих медленными кругами, словно учебная мишень для расчётов итальянских батарей, это было слабым утешением. Я уже почти решил взять дело в свои руки и направиться домой, когда Тотт взволнованно обернулся и дёрнул меня за рукав. Он указывал в южном направлении.

Я едва поверил своим глазам. Там действительно виднелось кое-что заслуживающее гораздо больше нашего внимания, чем место, где когда-то находилась цель. Тотту не понадобилось никакого приказа, чтобы повернуть и дать полный газ. Это был итальянский дирижабль, летящий в сторону границы над Монфальконе. По моим оценкам, приблизительно в шести километрах от нас и тысяче метрах над нами. По крайней мере, чтобы достигнуть его, потребовалось бы восемь минут кругами набирать высоту, не говоря уже о сокращении дистанции.

Но казалось, что стоит попытаться. Тем летом дирижабли представляли для меня некоторый интерес. Я заслужил свой орден Марии Терезии частично за то, что в июле сбил такой же полужесткий итальянский дирижабль к югу от Венеции. Это были не такие большие дирижабли, какими обычно бывают эти хитроумный штуковины: конечно, никакого сравнения с немецкими "Цеппелинами". Газовый баллон всего один, мягкие обводы и жесткость придавал длинный V-секционный киль из алюминиевых балок, двигатели и контрольные гондолы снаружи.

Итальянцы построили довольно много таких дирижаблей — на самых больших было по девять или десять человек экипажа — и в прошлом году пытались их использовать при воздушных налётах, но не особенно успешно. И вот сейчас один из них плыл здесь, нагло, среди бела дня, выставляя напоказ всем окрестностям свою бледно-жёлтую, похожую на жабу тушу. Такое нахальство не могло остаться безнаказанным.

Когда мы стали подниматься вверх, к дирижаблю, я осознал — единственная проблема в том, что кроме карабина Манлихера с пятью обоймами у нас не было средств нападения на дирижабль, мы могли разве что протаранить его. Что касается итальянцев, они были хорошо оснащены для обороны. Видимо, в каждой гондоле экипажа располагалось по пулемёту, если судить по дождю из пуль, лившемуся на нас, как вода из садового шланга всякий раз, когда мы пытались сманеврировать в пределах их досягаемости.

В те дни у дирижаблей имелось одно преимущество над аэропланами— способность набирать высоту. Чтобы подняться на тысячу метров, аэроплану требовалось пять или шесть минут трудиться, выписывая круги, а дирижаблю — просто сбросить водяной балласт — и он пойдёт вверх, как ведьма на метле. Но по какой-то причине, которой мне никогда не понять, итальянцы пренебрегли этим способом оторваться, остались на той же высоте и позволили нам подняться над ними. К нашей радости, мы увидели, что пулемёт наверху аэростата отсутствует.

Поэтому мы кружили некоторое время, как краснокожие индейцы вокруг повозки поселенцев, пока я не расстрелял в оболочку дирижабля весь боекомплект. Однако без видимого результата. Думаю, что у вас, как и у меня в то утро, есть определенные представления о том, как лопается дирижабль — с первого удара, словно детский воздушный шарик, проколотый булавкой.

Так вот, забудьте об этом. Давление газа в оболочке дирижабля на самом деле ненамного выше, чем в окружающей атмосфере, а утечка водорода из нескольких крошечных пулевых отверстий, вероятно, может продолжаться несколько дней, прежде чем дирижабль просто начнёт терять форму. И когда мы в сопровождении прощальных брызг очередей из носовой гондолы набирали высоту после последнего бесполезного захода, я отчаянно искал какой-нибудь другой способ атаки.

И тут меня осенило: радиоустановка. Она весила сорок килограммов, но с аэродинамической точки зрения оставляла желать лучшего и сплошь состояла из неровных краев и острых углов. Я принялся лихорадочно откручивать провода и откреплять подрывной заряд, когда Тотт развернулся для нового захода на дирижабль.

Похоже, он почувствовал, что я задумал, и в пологом пикировании повёл ревущую машину вдоль раздутого, как свинья, дирижабля. Я чуть не надорвался, втаскивая радиоустановку на окантовку борта кабины и стараясь крепко держать её в воющем воздушном потоке, а потом, когда решил, что настал подходящий момент, швырнул её в воздух. Аэроплан подпрыгнул и накренился, неожиданно освободившись от груза, и прошло несколько секунд, прежде чем Тотту удалось выровнять его, чтобы мы могли приблизиться и оценить результаты нетрадиционного бомбометания — конечно, если таковые имелись.

Мы увидели, что радиоустановка, падая вниз, почти не задела дирижабль. Почти, но не совсем— примерно в трети от хвоста в ткани зияла большая, около двух метров длиной, прореха. Оболочка уже начала сдуваться, и, кружась сверху, мы видели, как она потихоньку колышется. Что касается итальянцев, они явно поняли, что что-то пошло не так, и попытались развернуться и перебраться через границу на свою территорию, прежде чем разобьются.

Но безрезультатно — стремительно сдувающийся дирижабль почти неуправляем, да к тому же ещё налетел юго-западный ветер. Они старались изо всех сил, но неслись всё глубже на территорию Австрии, на ходу теряя высоту. А мы, выжидая как коршун, кружили над ними, чтобы увидеть, где упадёт жертва.