Джон Биггинс - Двуглавый орел

Наконец, спустя двадцать минут дирижабль ударился оземь в тылу, неподалёку от деревни Логавек, которая была так далеко от Карсо, что никто даже не удосужился переписать на итальянском её название. Крушение получилось продолжительное и неряшливое. Дирижабль целый километр волочился по земле, как подстреленная куропатка, оставляя обломки на каменных стенах и кустарнике, прежде чем его остатки не остановились между строений фермы. В заключение оболочка и разбитый киль изящно задрапировали крышу каменного коттеджа.

Мы кружили в поисках места для посадки. Поблизости раскинулась долина необычно больших размеров, метров двести в длину и ровная от многолетнего возделывания земли.

Мы решили приземлиться наудачу, несмотря на убойный заряд взрывчатки на борту. Тотт затормозил "Ллойд" лишь в нескольких метрах перед крутым, скалистым краем пропасти, и мы выпрыгнули, чтобы добраться до фермы, намереваясь захватить оставшихся в живых, пока они не пришли в себя после катастрофы.

У меня был пустой карабин, а у Тотта — пистолет "Штайр". От них не много пользы, но я подумал, что, по крайней мере, можно спокойно вынудить итальянцев капитулировать, если они еще не пришли в себя после крушения.

Но уже оказалось слишком поздно. Я высунул голову над каменной стеной, чтобы взглянуть на обломки — и был вынужден быстро втянуть ее обратно, когда прогремевшая пулеметная очередь отразилась эхом в скалах. Итальянцы забаррикадировались в каменной пристройке, забрав оружие с дирижабля.

Без сомнения, они надеялись продержаться до сумерек, а затем ускользнуть незамеченными. Фронт к северу от Гёрца среди лесов Баинсидзы был не такой сплошной, как на Карсо, и так или иначе, в этих краях проживало более чем достаточно этнических итальянцев, чтобы дать им приют и обеспечить гражданской одеждой. Наши войска добрались бы до нас в конечном счете (весь фронт Изонцо, должно быть, наблюдал за падающим дирижаблем), но чтобы нас найти, потребовалось бы время. Очевидно, задача состояла в том, чтобы удерживать итальянцев на месте, пока не прибыло подкрепление.

Я подполз как можно ближе к надворной пристройке, где прятались авиаторы, и обратился к ним. К счастью, подумал я, после четырех лет в австро-венгерской Морской Академии я свободно владел итальянским языком. В ответ прогремела еще одна короткая очередь, выпущенная наугад, насколько я понял. Я попробовал еще раз.

— Друзья...

Я сделал паузу в ожидании новых выстрелов. Но ничего не произошло. Я продолжил:

— Друзья, итальянские авиаторы, мы не собирались вас убивать. — Раздался одиночный выстрел, но я все равно продолжил. — Пожалуйста, поймите: вы теперь глубоко на австрийской территории, повержены в справедливом бою, не опозорив себя. Вы сделали все, что страна вправе от вас ожидать, и не должны жертвовать жизнью настолько бесполезным способом, уцелев после крушения. Вы окружены и находитесь в меньшинстве... (Я должен добавить, что у меня слегка перехватило дыхание от этой наглой лжи), поэтому, прошу вас, будьте разумными и сдавайтесь. К вам отнесутся со всей любезностью и в строгом соответствии с Гаагской конвенцией и законами войны: клянусь честью, я лично обещаю вам это, как офицер благородного дома Австрии.

Наступило долгое молчание, потом зазвучал чей-то голос. Я различил пьемонтский акцент.

— С вами есть мадьяры или боснийцы?

Прикусив язык, я заверил невидимого собеседника, что среди моих людей лишь один венгр и ни одного боснийца.

— А почему вы спрашиваете? — прокричал я.

— Потому, что прекрасно известно — венгры носят тесаки, которыми снимают скальп у пленников. Что касается боснийцев, они мусульманские бандиты и превращают пленных в евнухов, чтобы продать турецкому султану для охраны его гарема. Все это знают, он сам буквально на днях прочитал об этом в "Курьере".

Я ответил, что насколько мне известно, наш единственный венгр никогда в жизни не владел тесаком, уже не говоря о том, чтобы снимать им скальп. Что же касается боснийских торговцев евнухами, мусульман или из других религий, таких людей нет под моим командованием (я мог бы добавить, что, по моим сведениям, боснийцы очень редко захватывают пленных; но это было бы чрезвычайно бестактно в подобных обстоятельствах).

Когда я закончил, голос, кажется, всё ещё звучал малоубеждённо. Тем временем из каменного коттеджа, на который приземлился дирижабль, уже около пяти минут раздавался голос женщины, истерично кричавшей на словенском. Она то и дело прерывалась, чтобы попросить о помощи каждого из святых церковного календаря, начиная со святой Анны, матери Пресвятой Богородицы. Она дошла уже до славянских апостолов, святых Кирилла и Мефодия, и пронзительные вопли между молитвами с каждой минутой становились громче.

В этот момент одна из многочисленных коз, общипывающих куст вокруг фермы, смело взобралась по каменной стене, выглянула сверху — и рухнула секунду или две спустя, изрешеченная пулеметной очередью. Было ясно, что итальянцев по-прежнему нужно было убедить в безнадежности их положения.

Меня резко дернули за рукав. Это Тотт подполз к стене с пистолетом в руке.

— Magnum fragorem face — бум! — auxilio Ekrasito [28] Magnum fragorem face...auxilio Ekrasito (лат.)— Большая авария в лицо... с помощью экразита. . Я на мгновение в замешательстве уставился на него, а потом понял о чем он. Конечно: о куске взрывчатки.

Мы отползли назад вдоль стены и побежали к "Ллойду", который стоял в глубокой долине вне поля зрения итальянцев. Тотт схватил брусок экразита и детонаторы, а я сорвал антенный провод и батарею аварийного питания радиоустановки.

Потом мы бегом вернулись к надворной постройке и навалили камней из стены поверх заряда взрывчатки. Когда все было готово, мы вскарабкались по стене, волоча провода за собой, и спрятались. Я посмотрел на Тотта, и он кивнул в ответ. Во мне совсем не было уверенности, что это сработает... Я прикоснулся двумя концами провода к клеммам батареи.

Все сработало. Раздался весьма впечатляющий взрыв, и нам с Тоттом пришлось прижаться к стене в поисках укрытия, когда с неба градом посыпались камни.

Стадо коз разбежалось во всех направлениях с паническим блеянием, когда вокруг посыпались обломки камней. Из дома раздался пронзительный крик, сопровождаемый горячими призывами к Святому Блазиусу из Рагузы "ora pro nobis" — молиться за нас. Я подполз к надворной постройке и выкрикнул:

— Выходите и сдавайтесь. Ваше положение безнадёжно. Наша артиллерия накроет эти здания. Это был предупредительный выстрел. Стоит лишь мне подать сигнал, и следующим выстрелом вас разнесет на куски.

Моральное давление на экипаж дирижабля подействовало, как я и надеялся: в скором времени из надворной постройки вышел человек в кожаном летном комбинезоне с белым носовым платком на палке. Всего уцелевших в крушении оказалось десять, никто не получил повреждений кроме механика, который выпал из гондолы двигателя, когда они ударились о землю, и сломал ногу.