Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

— Ваше величество, объявите большую охоту на кабанов и велите всем придворным принять в ней участие. Начало охоты — в день казни.

По мгновенно заблестевшим глазам короля он понял, что попал в яблочко. "Вот я и отступился от Марго, — подумал он. — На охоте король не отпустит ее от себя ни на шаг…"

— Но я сам издал эдикт, запрещающий охотиться летом, — неуверенно пробормотал король.

— Вы издали, вы и отменили. Временно, — небрежно бросил д'Артаньян, досадуя на самого себя.

— Так просто… Отличная идея, лейтенант! Никто не посмеет пренебречь королевским приглашением. Конечно, кроме кардинала… — Король зримо представил себе Ришелье, одиноко сидящего за занавеской в ложе на традиционном месте казней на Гревской площади… — Клянусь всеми святыми, д'Артаньян, вы — отличный советник!

Вечером у дверей трактира лейтенанта поджидала Мадлен. Он редко видел ее после возвращения из Гаскони — так замотали его дела, что он чаще ночевал в кордегардии или при ходил домой за полночь. Она еще немного вытянулась и заметно похорошела.

— О, Мадлен, вы становитесь самой очаровательной невестой в округе! — воскликнул он и потянулся, чтобы привычно поцеловать ее в щеку, но в последний момент передумал — слишком взрослой выглядела недавняя девочка.

— Вы не будете меня ругать, мсье? — спросила Мадлен.

— За что, милое дитя?

— Я дала ключи.

— Смотря кому, — рассмеялся мушкетер.

— Мсье Портосу.

— Конечно, не буду. Портосу вы можете давать ключи всегда! — д'Артаньян только сейчас сообразил, что обращается к девушке на "вы". — "Значит, она, действительно, выросла", — подумал он.

— Мсье Портос пришел с корзиной бордосского, а за ним шел мсье Мушкетон с корзиной окороков и колбас.

— О-ла-ла! — воскликнул лейтенант. — Что-то произошло, не иначе.

В комнате он увидел Портоса, восседавшего за столом перед двумя пустыми бутылками.

— Друг мой, вы так долго не шли, что я вас не дождался, — признался с наивной улыбкой Портос. — Впрочем, пара бутылок для меня ничто. Я хотел бы выпить с вами.

— С удовольствием, милый Портос. Но скажите, не случилось ли с вами чего? У вас озабоченный вид.

— Вы правы… Я совсем запутался: с одной стороны, я должен горевать, а с другой — не могу не радоваться…

— Действительно, дилемма. Так что же случилось, дорогой друг?

— Умер от удара мессир Кокнар, — мрачно произнес Портос и налил две кружки. — Выпьем за упокой его души!

— Бедняга…

— Но, знаете, д'Артаньян, как бы кощунственно это ни звучало, его смерть — к счастью, потому что иначе он жил бы парализованным, и моя бедная Луиза ухаживала бы за ним до скончания века.

— Мир праху его… — сказал лейтенант, выпив вино. — Судя по его кончине, он был честным человеком… А вас я от души поздравляю — и с тем, что ваша милая Луиза сможет теперь отдать вам свои нерастраченные женские ласки, и с тем, что ваши постные обеды теперь закончатся.

— И все-таки не будем кощунствовать, мой друг… Я вот сижу и думаю: как прихотлива судьба… Если бы вы не поехали по скорбному для вас обстоятельству в Гасконь, вы бы не оказались на обратном пути в городе Менге. Если бы вы не оказались там, вы не смогли бы помочь бедняге Отфору достойно умереть и не доставили бы герцогине письма. Если бы вы не доставили письмо, его перехватили бы клевреты кардинала и, может быть, оно удовлетворило бы любопытство красного герцога. Но кардинал упустил письмо и, как кошка, у которой сбежала мышь, не мог успокоиться, пока не выманил у королевы-матери других писем. Если бы он не обнаружил в них неосторожные строки касательно мадемуазель де Фаржи, ее бы не арестовали… Если бы ее не арестовали, мы бы не похитили ее. Если бы ее не похитили, кардинал не стал бы требовать такого абсурдного приговора с точки зрения закона, как обезглавливание портрета на Гревской площади, и мессир Кокнар не возмутился бы настолько, чтобы умереть от удара…

— Господи, Портос, да вы рассуждаете, как Геродот, отец истории!

— Почему вы вспомнили его?

— Потом у что он тоже считал, что все в жизни взаимосвязано.

— Так выпьем же за Геродота! — воскликнул Портос, наполняя кружки.

— Почему именно за Геродота? — раздался голос Арамиса, и в комнату вошли два мушкетера, за которыми успел сбегать Планше.

После объятий Портос повторил свою историю.

— Так что же мне делать, дорогой Атос, — скорбеть или радоваться? — спросил он, закончив повествование.

— Скорбеть о благородном человеке, — сказал Атос.

— И радоваться, что его достойная смерть принесет счастье Луизе и вам, — добавил Арамис.

— Будь я проклят — лучше не скажешь!

— Вам хорошо известно, дорогой Портос, как я не люблю давать советы, — сказал неожиданно Атос. — Но один совет я вам все же дам: не ходите на похороны достойного господина Кокнара. Многие судейские знают вас как племянника вдовы, а вскоре им предстоит обнаружить истинное положение вещей. Представьте их разочарование, зависть и злословие. Так что не стоит лишний раз мозолить им глаза.

— Вы правы, как всегда, дорогой Атос, — сказал, подумав, Портос. — Сегодня же ночью я растолкую эту тонкость будущей госпоже дю Валлон.

— Кому? — удивился Арамис.

— Дю Валлон. Неужели вы забыли мое родовое имя?

Глава 12

Утром, по дороге в Лувр, д'Артаньян услышал, как стучат топоры плотников. Ему не надо было сворачивать с пути и ехать туда, на этот звук, чтобы выяснить, что происходит. Он знал: это сколачивали эшафот.

А во дворце тоже шли приготовления, но к другому событию: завтрашней Большой королевской охоте. Главный ловчий и целая свита подчиненных ему слуг, ловчих, псарей седлали коней, собираясь выехать в Венсенский лес, где егеря уже выследили семейство кабанов.

Входя в кордегардию, д'Артаньян заметил, что двое альгвазилов провели по двору мужчину в цепях и передали его с рук на руки дежурному офицеру швейцарской стражи. Д'Артаньян из-за своей нелюбви к швейцарцам не стал ни о чем спрашивать офицера, но позже, окольным путем узнал, что заключенного приводили в Лувр из городской тюрьмы Шатла по приказу короля, и что король беседовал с ним. Это вызвало у лейтенанта необъяснимое смутное беспокойство. Потом он увидел высматривающего его Дюпона и, без слов поняв его выразительный взгляд, последовал за камердинером в приемную, а затем и в кабинет короля.

Людовик стоял у окна и, как только Дюпон вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь, сказал д' Артаньяну:

— Сегодня меня разбудил стук молотков… В нем слышится что-то зловещее, вы не находите?

— Простите ваше величество, но я не стал бы так драматизировать грубую плотницкую работу, тем более, что завтра на возводимом ими эшафоте будут казнить не самое мадемуазель, а видимость ее! — лейтенант позволил себе улыбнуться изящной, как ему показалось формулировке. — А нас завтра в Венсенском лесу ждут куда более приятные звуки охотничьего рожка.