Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

Д'Артаньян молча поклонился.

— Подойдите. Я хочу рассмотреть вас и узнать ваше имя! — приказала она. — Мне кажется, я вас уже где-то видела.

Д'Артаньян чертыхнулся про себя и молча сделал несколько шагов к старой королеве.

Она вгляделась в него, подслеповато щуря глаза, и вдруг отпрянула.

— Д'Артаньян! — прошептала она в ужасе. — Я как чувствовала! Самый преданный королевский пес! Вы подло обманули меня, господа… Нет, вас нельзя называть господами, вы — предатели, изменники, подлецы! — она с необыкновенной для ее возраста и тучности быстротой выскочила из кареты, подскочила к Атосу, вцепилась подагрическими пальцами в его плащ, задергала, комкая ткань в бессильной ярости. — Признайтесь, кому вы служите? Куда повезете меня? К моему сыну? К кардиналу? Или прямо в Бастилию? Говорите, не молчите, имейте смелость!

Марсильяк выхватил шпагу. Портос, стоявший рядом, с такой силой ударил его по руке, что тот выронил ее. Атос поднял клинок, встал на одно колено и протянул Марии Медичи эфесом вперед.

— Ваше величество! Вы можете убить меня. Это в вашей воле. Но оскорбить неповинного дворянина, не выслушав его… — Атос опустил голову, подбирая слова. — это не по-королевски. Мы не сказали вам ни слова неправды!

Королева не отстранила эфеса шпаги, но и не дотронулась до него.

— Здесь, в Компьене, вы, ваше величество, были долгое время отрезаны от мира, — продолжал Атос, все так же стоя на одном колене. — А тем временем кардинал в своей ненависти к вам и стремлении к власти перешел все мыслимые границы: он арестовал любимую фрейлину королевы Анны мадемуазель де Фаржи и приказал вынести ей смертный приговор, отрубить голову на Гревской площади!

— Боже! Какой изверг!

— Однако несколько дворян, движимые рыцарским чувством, освободили мадемуазель де Фаржи. Тогда Ришелье в слепой ярости приказал совершить казнь на Гревской площади над портретом де Фаржи, и портрету отрубили голову! Мы поняли, что он не остановится ни перед чем — и вот мы здесь.

Простые слова Атоса потрясли королеву. Она долго молчала, потом спросила:

— Вы — те самые дворяне, которые помогли бедняжке Фаржи бежать?

— Я был не один, ваше величество, и это не моя тайна. Я могу говорить лишь о себе: да, я участвовал в ее побеге.

Мария Медичи отстранила эфес шпаги.

— Встаньте, граф. Если бы я была действующей королевой, как во времена моего регентства, я бы сказала: "Встаньте, герцог". Но, увы, я изгнанница и беглянка… — Она задумалась. — Когда-то, примерно лет пять назад, я слышала в Лувре шепоток о четырех дворянах, верных заветам рыцарства. Они способствовали возвращению из Лондона бриллиантовых подвесок, неразумно подаренных королевой Анной герцогу Бекингему. В их числе называли имя д'Артаньяна, — она поглядела на стоящего молча лейтенанта. — Это так?

— Я могу лишь повторить, что это не моя тайна, — сказал Атос.

Д'Артаньян едва заметно усмехнулся и склонил голову.

— Что ж, в таком случае… все возможно… Господа, я прошу простить меня! — С этими словами Мария Медичи оперлась на руку стоящего ближе всех к ней Арамиса и поднялась в карету. Усаживаясь, она негромко сказала ему: — И вас я узнала. Герцогиня де Шеврез, не так ли?

— Мадам, — бесцеремонно перебил королеву Арамис. — Утром мы подъедем к Аррасу, если будет на то воля Господа. Наш дальнейший план таков: за несколько лье до Арраса мы оставим вас на попечении Марсильяка, ибо нас могут узнать в городе, что, как вы понимаете, нежелательно. В Аррасе мсье де Марсильяк переговорит с губернатором графом де Вардом о вашем переходе границы с Бельгией.

— Увы, господа, граф де Вард не относится к числу сторонников ее величества, — сказал де Марсильяк.

Королева промолчала, лишь легким наклоном головы подтвердив справедливость замечания Марсильяка.

— К сожалению, и у меня не сложились с ним отношения, — продолжил Марсильяк. — Так что боюсь, мои переговоры не приведут к желаемому результату.

— Да-а… — задумчиво протянул Арамис. — Мы этого не знали и потому не учли в своих планах…

— В таком случае, ваше величество, я полагаю, необходимо, чтобы вас сопровождал племянник губернатора, молодой виконт де Вард. Уж он-то сумеет договориться с собственным дядей, — заключил Атос.

Наступило молчание. Всем было известно, что старая королева недолюбливает задиристого и наглого виконта.

— Ваше величество, — нарушил молчание Арамис. — Другого выхода нет.

— Но в карете нет свободного места! — раздраженно заметила королева. — Вы все-таки хотите оставить меня без камеристки?

— Ваше величество! — вмешался де Марсильяк. — Я думаю, что господа правы. Будет самым разумным, если я уступлю свое место виконту де Варду.

— Но виконт остался в замке, — продолжала сопротивляться королева-мать.

— Мадам, — поклонился Марсильяк. — вам нужно только приказать. Я вернусь в замок и пришлю его.

— Я согласна, — со вздохом сдалась старая женщина.

Если бы только мушкетеры могли предположить, к каким событиям приведет это, казалось бы, незначительное отклонение от первоначально принятой диспозиции!

Но не дано простому смертному провидеть свою судьбу…

Глава 17

Светало. Прошло уже больше суток, как королева-мать спустилась на плечах Портоса из окна замка. Погоня, если она и была, наверняка потеряла беглецов в переплетении проселочных разбитых дорог. Карета, покачиваясь и подпрыгивая на выбоинах, медленно катилась в сторону Арраса, последнего французского города на границе с Бельгией. Королева-мать, прикрыв глаза, полулежала на продавленном сиденье, чуть постанывая при каждом ощутимом толчке. Напротив нее сидела камеристка с флаконом нюхательной соли в руках, готовая немедленно прийти на помощь.

— Эта дорога доконает меня, — прошептала Мария Медичи, не открывая глаз.

— Потерпите, ваше величество. Господа выбрали этот путь, чтобы…

— Будто я сама не понимаю… — раздраженно перебила камеристку королева-мать, открывая глаза. — Сил нет терпеть … погляди, не показался ли Аррас? Если мне память не изменяет, шпиль его главной башни можно увидеть за несколько лье…

Камеристка привстала и, держась за кожаные петли, вшитые во внутреннюю обивку кареты, выглянула в оконце.

— Ваше величество совершенно правы. Шпиль уже показался в просвете между деревьями.

— Слава Господу, — пробормотала королева-мать и вновь смежила веки. До ее слуха донеслись громкие мужские голоса. Она прислушалась. Спорили де Вард и граф де Ла Фер, точнее, спорил, кипятился и возмущался де Вард, а граф терпеливо успокаивал его.

— Черт возьми, граф, вы сознательно посадили меня на этого толстого, ленивого мерина, чтобы унизить! Неужели вы не понимаете, что я не могу появиться в городе, где мой дядя губернатор, на такой кляче?