Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

— Господа! — крикнул д'Артаньян. — Говорит лейтенант королевских мушкетеров д'Артаньян. Я готов вступить в переговоры, если, конечно, сюда придет кто-либо из вельмож его высокопреосвященства, облеченный его доверием.

За дверью промолчали, но стук не возобновился.

— Побежали докладывать, — ухмыльнулся Арамис.

Но прошел примерно час, прежде чем снова раздались шаги за дверью.

— Д'Артаньян? Здесь Рошфор. О чем вы хотели поговорить?

— С вами, любезный граф? О погоде, — лейтенант хитро улыбнулся друзьям. — Только о погоде за стенами Пале Кардиналь.

— За стенами дворца стоит прекрасная теплая погода, обычная для конца августа.

— Звезды падают?

— Пока нет. Но думаю, звездопад еще впереди.

— Что он хотел этим сказать? — прошептал Портос.

— Что в Лувре еще не знают о том, что нас захватили, но он уверен, что вскоре узнают, — так же шепотом ответил Арамис.

— Это вы так думаете, мой друг, или он действительно это хотел сказать лейтенанту? — не успокаивался Портос.

Арамис не стал утруждать себя объяснением и приложил палец к губам.

— Мне бы хотелось к этому времени иметь возможность полюбоваться прекрасным зрелищем, — продолжал свою иносказательную, но понятную всем, кроме Портоса, беседу д'Артаньян.

— К сожалению, днем падающих звезд не видно, — сообщил граф де Рошфор.

— Но мы с вами, граф, увлеклись обсуждением погоды. Передайте его высокопреосвященству, что поскольку нет приказа его величества короля о нашем аресте, мы полагаем себя подвергшимися нападению, а следовательно, считаем вправе обороняться. Поясните его высокопреосвященству, что из-за разгильдяйства его наемников, мы имеем двенадцать пистолетных зарядов и четыре добрых шпаги, что означает не менее дюжины трупов нападающих. Стоит ли за удовольствие задержать четырех мушкетеров короля платить такую цену?

— Д'Артаньян, вы можете своим красноречием заткнуть за пояс любого судейского! — восхитился Арамис. — Ей Богу, и я бы лучше не сказал!

— Я непременно доведу до сведения его высокопреосвященства ваши соображения, господа! — прокричал за дверью де Рошфор, и все стихло.

Герцогиня ди Лима проснулась в продавленном кресле от тихого скрипа открываемой королевским камердинером двери. Она не сразу осознала, где находится, что происходит, и только увидев, что Дюпон вот-вот скроется за дверью королевского кабинета, все вдруг вспомнила и воскликнула, вскакивая:

— Дюпон, мой друг! Я видела во сне имение под Бордо, о котором рассказывала вам вчера!

К чести Дюпона следует сказать, что он мгновенно сообразил, почему герцогиня видела во сне бордосское имение и что это означает для него лично, а потому полуобернулся, торопливо бросил, что он всегда к услугам ее светлости, и скрылся за дверью.

Швейцарец, брякнув алебардой, встал у портьеры.

Герцогиня поправила прическу, встала, подошла к окну, отодвинула штору, выглянула.

Солнце еще не поднялось над крышами соседних с дворцом зданий, но небо, по-августовски чистое, уже посветлело и стало пронзительно-голубым. За спиной у герцогини стукнула дверь. Женщина порывисто обернулась. Из кабинета вышел Дюпон и, улыбаясь, пригласил ее войти.

Она стремительно вошла в просторную приемную и растерялась. Одна дверь вела в собственно кабинет, вторая в гардеробную, третья — в королевскую опочивальню. Дюпон проследовал именно туда. Герцогиня пошла вслед за Дюпоном. На огромной, под балдахином, кровати, на взбитых подушках лежал кто-то, с головой укрытый одеялом. У распахнутого настежь окна в противоположном конце спальни стоял спиной к герцогине король в длинной, ночной рубашке и пересвистывался с невидимой пеночкой. Внезапно король перестал свистеть, отошел от окна и сухо сказал Дюпону, игнорируя присевшую в глубоком реверансе герцогиню:

— Ты все же осмелился впустить ее!

— Ваше величество, ее светлость всю ночь ожидала вашего пробуждения в кресле перед дверью, чтобы просить о милости!

— А вот я прикажу отправить тебя в Бастилию, где уже ты будешь просить о милости, и не в кресле, а в тюремной камере!

— Ваше величество, осмелюсь напомнить, что Бастилия предназначена для высокородных господ.

— Тогда в Шатле! Иди и приведи ко мне лейтенанта д'Артаньяна — я прикажу ему взять тебя под стражу и отправить в тюрьму!

— Увы, ваше величество! Я не смогу этого сделать.

— Почему? — удивился король. — Ведь именно он заменяет де Тревиля на время болезни…

— Ваше величество! — воскликнула герцогиня, почувствовав, что наступил подходящий момент, чтобы вмешаться. Она упала на колени, и протянула к королю руки. — Дюпон не может сделать этого, ибо лейтенанта д'Артаньяна нет в Лувре. И я упросила добрейшего Дюпона впустить меня к вам именно потому, что я хочу нижайше умолять вас о помощи лейтенанту д'Артаньяну!

— О какой помощи вы говорите? — в голосе короля прозвучало раздражение.

— Вчера клевреты кардинала предательски захватили лейтенанта ваших мушкетеров мсье д'Артаньяна и его троих друзей, хорошо известных вам господ Арамиса, Атоса и Портоса.

— Это еще не причина, чтобы врываться в мою спальню чуть свет! — возмущенно выпалил он и тут до него дошел смысл сказанного герцогиней. — Что вы сказали? Как это захватили?

— Подлым, предательским образом!

— Моего лейтенанта и моих мушкетеров?

— Да, сир.

— Откуда это вам известно?

— От их слуг. Слуги все видели.

— Где они? Я хочу допросить слуг! — в голосе короля прозвучала непривычная для знающих его твердость.

— Ваше величество! — раздался вдруг со стороны кровати мелодичный девичий голосок и, откинув одеяло, на высокую подушку села Марго, румяная, прелестная, с распушенными волосами, в белоснежной ночной сорочке короля. — Ваше величество! Спасите д'Артаньяна! Он, не задумываясь, бросился на помощь моему кузену, когда на того напали бандиты!

Герцогиня в изумлении уставилась на племянницу, и та вновь юркнула под одеяло.

Король, повернувшись спиной к герцогине и Дюпону, уставился в окно. Как ни странно, невидимая пеночка все еще продолжала петь.

— Ваше величество, отчаянно смелые мушкетеры, готовые из любви к вам совершить любой подвиг, пострадали только потому, что их преданность вашему величеству не по нутру кардиналу, — очень осторожно, словно нащупывая путь в трясине, произнесла герцогиня.

Она знает или догадывается? — подумал король, глядя в окно, где разгорался ликующий августовский день. — Даже если просто догадывается, то и кардинал, несомненно, уже догадался. Если я потребую возвращения мушкетеров, его догадка превратится в уверенность. И, конечно же, он сразу поймет, что они действовали по моему приказу. Если же промолчу, то кардинал утвердится и на том единственном кусочке королевства, где я еще полновластный господин — в моей мушкетерской роте. Надо же такому случиться именно сегодня, когда я впервые почувствовал себя мужчиной…