Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

Барабан смолк.

Король вошел в кабинет кардинала.

Тот мирно дремал, и на его коленях снова лежал серый пушистый кот.

— Ваше высокопреосвященство!

— Ваше величество? — кардинал встал из кресла, кот недовольно мяукнув, во второй раз спрыгнул на холодный пол. — Прошу прощения, что принимаю вас так, но я не ждал вас столь рано.

Людовик отлично уловил скрытый упрек и вздернул подбородок.

— Вы прекрасно знаете, Ришелье, что я встаю с зарей.

— Чему я обязан высокой чести принимать вас?

— Странным сведениям, полученным мною.

— Каким, ваше величество?

— Что вы задержали моих людей.

— Вы говорите о преступниках, сир?

— О моих мушкетерах.

— Но преступниках!

— Мушкетеры подсудны только мне. И только я волен определять степень их виновности!

— Если их проступки касаются короля или Лувра. Они же, сир, совершили, увы, государственное преступление.

— Какое? — требовательно спросил король.

Кардинал задумался, не спеша с ответом. Что-то необычное было и в голосе и в поведении Людовика. Уж не осознал ли он себя мужчиной, после того, как совершил истинно мужской поступок, лишив девственности эту малютку, привезенную из Испании родственницей Оливареса?

— Они способствовали побегу королевы Марии Медичи из Компьена в Бельгию.

Король с живым любопытством посмотрел на кардинала, и тот, потеряв уверенность, закончил:

— Помещенную туда повелением вашего величества.

— У вас есть доказательства, Ришелье?

— У меня есть их признание.

— Я вам не верю, Ришелье, — твердо сказал король, а сам подумал, что д'Артаньян скорее дал бы себя четвертовать, чем назвал бы его, короля. И он вперил взгляд в глаза кардинала.

Да, это другой человек, подумал Ришелье, опуская глаза. Раньше он никогда бы не осмелился подвергнуть сомнению мои слова.

— Сир, я может быть, немного неточно выразился. Они отказались дать слово дворянина, что не причастны к этому делу.

— Неточность, непростительная для министра.

— В таком случае, сир, я почтительно прошу об отставке.

— Я не принимаю ее.

— Но они нарушили ваше повеление, сир!

— Они действовали на благо Франции, кардинал!

— Вы уверены, что объединение Марии Медичи и Гастона на благо Франции?

Король запнулся. Он был не силен в словесных баталиях, знал это и страдал, сознавая свою слабость. И потому прибегнул к истинно королевскому аргументу: топнул ногой и повелительно произнес:

— Прикажите доставить моих мушкетеров сюда. Я сам с ними разберусь!

Да, подумал кардинал, король решительно переменился! Он взял колокольчик и позвонил.

Никто не ответил, а из-за плотно закрытой двери донесся странный шум, словно там, в приемной, начали двигать столы.

Кардинал позвонил еще раз, резко и нетерпеливо.

Шум в приемной усилился, король иронически улыбнулся, показывая, что его удивляют порядки в приемной первого министра. Ришелье яростно затряс колокольчиком. Дверь немного приоткрылась, и показалась постная физиономия брата Жерома.

— Немедленно доставьте четырех мушкетеров ко мне!

Неожиданно брат Жером исчез, дверь широко распахнулась, вошел д'Артаньян, а за ним, пятясь, вошли трое мушкетеров со шпагами и пистолетами в руках, сдерживающие натиск гвардейцев кардинала.

— Нет никакой необходимости посылать за нами, ваше преосвященство, мы здесь! – И он склонился перед королем. — Ваше величество!

Гвардейцы замерли, наткнувшись на грозный взгляд кардинала, трое мушкетеров сразу же бесстрашно повернулись к ним спинами, а к королю лицом, отсалютовали ему обнаженными шпагами и замерли.

Лицо короля расплылось в мальчишеской улыбке.

— Приношу извинения, кардинал. Мне донесли, что вы их захватили. Но, как оказалось, они захватили ваш дворец. Я жду вас в Лувре, Ришелье! — И с нескрываемым тожеством скомандовал:

Мушкетеры, за мной!

Глава 30

Король вернулся в спальню веселый, довольный собой и шумный. Он послал Марго воздушный поцелуй и принялся, не обращая на нее внимания, снимать мушкетерский костюм.

— Вы выручили мсье д'Артаньяна?

— Я выручил, как вы изволили выразиться, всех четверых.

— Кардинал не возражал?

— Вы бы видели его лицо, Марго! Только ради этого я бы еще раз приказал освободить старую королеву… — Людовик осекся. В упоении от только что одержанной победы над кардиналом он проговорился.

— Значит, я правильно догадалась — королеву-мать освободили они?

— Вы непозволительно умны для женщины.

— О, нет, сир! Я ужасно глупа. Я ничего не понимаю…

— И слава Богу!

— Вы же сами приказали отправить ее в Компьен. И даже послали туда пехотный полк, чтобы охранять.

— Нет, чтобы оборонять, — и король многозначительно поднял указательный палец.

— А теперь сами приказали ее освободить.

— Тайно, милая Марго, тайно!

— Но почему, сир?

— Потому что она моя мать.

Некоторое время Марго размышляла, наморщив лобик.

— Получается, сир, что заточил ее король, а освободил любящий сын? Дайте, я вас поцелую за это! — и Марго с непосредственностью юной девушки обняла короля и громко поцеловала.

Людовик немедленно воспользовался этим и принялся целовать девушку — в губы, потом в нежную шею, потом ниже, в упругую, увенчанную розовым соском грудь.

— Ваше величество… утро… светло… — слабо запротестовала Марго.

Но король, ощутив впервые за многие годы могучее желание, целовал ее все нетерпеливее и настойчивее...

Кардинал лежал в своей просторной, с причудливым балдахином кровати, утопая в подушках.

Сон не приходил.

Перед глазами крутилась хитрая физиономия д'Артаньяна со скрытой под усами ухмылкой и бесенятами в глазах, входящего в кабинет, и радостное, нет, не просто радостное, а восхищенное изумление, написанное на лице короля.

Такого унижения он еще не испытывал.

Даже когда после ареста Анри де Талейрана молодой герцог де Монморанси, первый кавалер Франции, титуловав его с едва скрытым пренебрежением “маркиз”, сказал ему: “Берегитесь, маркиз, вы замахнулись на пэра Франции, чей род восходит к Капетингам!” — он не почувствовал себя столь униженным.

Возможно, потому, что его род восходил только к четырнадцатому веку и так бы и затерялся, если бы не удивительная карьера отца, Франсуа дю Плесси, дворянина из Пуату, ставшего великим Прево Франции и получившего титул “маркиза” за ревностную службу…

Он сел, усилием железной воли изгнал из мыслей память об унижении и заставил себя думать о том, чем грозит ему и Франции побег королевы-матери.

Инфанта Изабелла все еще остается в Брюсселе и наверняка оказывает поддержку Марии Медичи. Изабелла предана дому Габсбургов и будет делать все, что сочтет полезным для них.